Сергей Граховский - Рудобельская республика

Бандиты окружили защитников «Савоя», залязгали затворами и начали бить прикладами и ножнами шашек по забинтованным головам и плечам.

Председатель ЧК Ланге хромал и еле держался на ногах, а конвоиры кололи его штыками, били и матерились.

— Опомнитесь, если вы еще люди! Вы изменили народу, революции и своему слову. Что вы делаете? — пытался остановить озверевших мятежников Комиссаров.

К нему подбежал офицер, двинул в лицо дулом нагана. По щеке побежала струйка крови, глаз наплыл пухлой синевой.

Под градом побоев их повели по Румянцевской улице в тюрьму. Из дворов и окон боязливо выглядывали горожане, многие украдкой вытирали слезы.

А к Гомелю подходили красноармейские части — из Смоленска прибыл отряд во главе с губвоенкомом Иосифом Адамовичем; возле Ново-Белицы по мятежникам ударила Брянская дивизия. Соловей со своими бойцами занял имение Прудок, верстах в четырех от города. Отсюда уже были видны городские крыши, дымки над трубами, слышалась стрельба. К Бобруйскому батальону присоединились рогачевский и жлобинский отряды, молодые, пестро одетые ребята: кто в лаптях и длинной артиллерийской шинели, кто в сапогах и венгерках, кто в флотских бушлатах и папахах.

Разведчики доложили, что окраина города занята цепями мятежников и утыкана пулеметными гнездами. Прихватили они и двух насмерть перепуганных стрекопытовских вояк. Маленький с русой бородкой и безбровыми глазами мужичок шмыгал носом, стучал себя в грудь и ныл:

— Ей-же-богу, нечистый попутал. Мы ведь что? Как те овцы. Куда баран, туда и мы следом. Да разве ж мы против советской власти? Командиры талдычат: «Предатели не пускают домой, бейте их…» Ну так мы и того…

Соловей, может быть, впервые в жизни выругался:

— Бар-р-ран! Все вы бараны безмозглые! На своих поднялись! Против революции, против свободы пошли.

Пленных обыскали и подали Соловью две бумажки — два удостоверения. В них было сказано, что предъявители являются бойцами 1-й повстанческой армии. Рядом с подписью Стрекопытова стояла большая синяя печать с двуглавым орлом посредине.

— Ого, уже и царский герб пришлепнули, только орел пока что без короны. Вот за что воюете! — И он потряс перед мокрым носом перепуганного солдата стрекопытовскими мандатами, сложил их и спрятал в верхний кармашек френча, затем кивнул Драпезе: — Ты их, Анупрей, привел, ты и разбирайся. Одумаются, выложат все, как на исповеди, — можешь помиловать, а нет — пусть трибунал решает по закону революционной совести. Увести!

Повалил густой мокрый снег, слепил глаза, холодными струйками сползал за воротник. «Вот теперь в этой замети и рвануть на бандитские позиции», — подумал Соловей и окликнул командира приданной в дороге роты.

— Ваша рота занимает левый фланг вдоль железной дороги. Неожиданным ударом взломаем оборону противника и прорвемся в город… — Соловей осекся: командир роты смотрел куда-то в сторону, словно и не слышал его. — Вам ясно? — спросил Соловей.

— Ясно-то ясно, но ваш приказ выполнить не могу.

— Как это так «не могу»?

— А так. Отойдем, Александр Романович, поговорим.

— Вы что, рехнулись? О чем я с вами рассусоливать буду? Какие у нас могут быть разговорчики? Выполняйте приказ!

— Не могу. Солдаты отказываются стрелять в таких же мужиков, как и они. Да и вы, по-моему, крестьянский сын.

— Это что, измена? — гаркнул Соловей.

К ротному подошли и стали вокруг шестеро верзил с пудовыми кулаками.

— Если меня, командир, не хочешь слушать, то они растолкуют, — кивнул на солдат осмелевший ротный, переходя на презрительное «ты».

— Угрожаешь, значит? — спокойно спросил Соловей и, ни на кого не глядя, направился к амбару. Там группками стояли солдаты. Курили и негромко разговаривали, жевали клейкий хлеб, кто-то пришивал пуговицу к мокрой шинели. Комбат заметил, что в роте были в большинстве своем молодые сельские ребята. Таких, известное дело, нетрудно повернуть куда захочешь. Он весело, по-свойски поздоровался с ними, поднялся на пустой ящик и заговорил: — Тут ваш командир сказал, что рота не хочет воевать за советскую власть. Это правда, товарищи? — Все поднялись со своих мест и окружили Соловья, но никто не ответил на его вопрос. — Белые офицеры обманули солдат и подняли мятеж. Они убивают наших братьев — гомельских рабочих и коммунистов, а вы собираетесь помогать убийцам. Чего они хотят? Отнять землю, которую нам дала советская власть, и вновь посадить на нее панов. Вот взгляните! — Соловей вынул из кармашка два листка и поднял над толпой. — Опять царский орел! Это стрекопытовские мандаты. Гляньте! А вы говорите — свои. Кому свои, а кому враги смертные.

— Это ротный так толковал! — послышались голоса из толпы.

— А оно во-о-он как обернулось!

— Брехал нам: Стрекопытов, мол, за мужиков, за крестьянскую власть!

— Продался, гад, буржуям и нас хотел под монастырь подвести!

Над толпой треснул выстрел. Соловей спрыгнул с ящика, левая пола шинели была пробита. Здоровяк солдат сунул кулаком в челюсть ротному, тот грохнулся на землю, вскочил и бросился за амбар. Его схватили.

— Постой, ваше благородие, — пробасил тот самый здоровяк, что свалил его с ног, — что ты теперь запоешь?

Офицера втащили в центр круга. С разбитой физиономией, дрожащий стоял он перед Соловьем.

— Братцы, — заверещал он, — и вы, Александр Романович, пощадите. Нечистый попутал.

— Эти песни мы уже слыхали от стрекопытовских бандюг. А как с ним поступить, решайте сами, товарищи. Командиром у вас будет наш рудобельский хлебороб Анупрей Драпеза. Этого, да и вас, больше «нечистый не попутает». Сейчас же построиться. Предлагаю выбрать трибунал и судить изменника по законам революционного времени.

Бывшему ротному связали руки ремнем. Суд был короткий и справедливый.

Опять повалил густой мокрый снег. Он присыпал тропинку, по которой увели офицера. А через полчаса рота под командой Драпезы залегла у железнодорожной насыпи: Молокович и Соловей решили прорвать вражескую оборону и занять восточную окраину города.

Бобруйский батальон, могилевские курсанты, рогачевские и жлобинские добровольцы поднялись в атаку. Только они вбежали на железнодорожное полотно, как по цепи секанул густой шквал пулеметного огня. Несколько красноармейцев сразу же упали. Задерживаться под таким плотным огнем было равносильно самоубийству, и Соловей приказал отползти за насыпь. Атака захлебнулась, и повторять ее было бессмысленно. Но ждать тоже было нельзя, ведь в городе погибали товарищи.

Соловей решил через небольшой кустарник обойти мятежников с фланга и забросать гранатами. Но пулеметный огонь снова прижал их к земле и вынудил отступить. Тогда Александр Романович решил собрать самых надежных командиров, чекистов и партийцев.