Николай Бахметьев - Жестокое метро. Хроника подземных катастроф

Патрульные не обратили внимания на сумку, стоявшую рядом с вещами большой дагестанской семьи, дожидавшейся своего поезда. Сами дагестанцы заметили чужую белую сумку только следующим утром, около 9 часов утра. Заглянув внутрь и обнаружив под вещами мотки проводов и непонятное устройство с тикающими часами и горящей лампочкой, дагестанцы вспомнили о вчерашней проверке и решили, что сумку надо сдать в милицию, однако еще добрых два часа колебались — не создаст ли это проблем им самим? Как доказать, что это чужая сумка, а не их собственная? В конце концов встревожившая их находка все-таки оказалась в дежурной части. Дальнейшее развитие событий можно объяснить разве что крайне счастливым стечением обстоятельств. Во-первых, с момента переключения тумблера в «безопасный» режим прошло минимум 16 часов, лампочка все это время горела… Вы знаете фонарик, способный светить столько времени непрерывно? Нет? И это сейчас, а не больше тридцати лет назад. Так что когда сумка оказалась на столе у дежурного офицера… батарейки уже разрядились. И хотя милиционер едва ли не первым делом повернул переключатель на детонацию — взрыва не произошло. Во-вторых, террористы, будучи уверены, что взрыв произойдет, оставили в сумке собственную одежду. В результате в руках следствия оказалась шапка-ушанка, в которой остались несколько черных вьющихся волос с головы ее владельца, синяя спортивная куртка с олимпийской нашивкой и ярлыком Ереванской швейной фабрики и другие вещи. Несмотря на возникшую в связи с найденной «адской машиной» неразбериху — кому и что делать, — вскоре на ноги была поднята милиция на всех железнодорожных вокзалах, автодорогах и в аэропортах страны в направлении Закавказья. Контрольные посты, наряды и патрули получили ориентировку на пассажира без верхней одежды (напомню, на дворе уже был конец октября). 2 ноября, на границе Грузии и Армении, в третьем вагоне поезда № 55 «Москва — Ереван» был обнаружен черноволосый молодой человек в синих спортивных брюках (от того же костюма, что и найденная в сумке куртка); при нем не оказалось верхней одежды, не было при нем также документов и дорожных вещей. Молодым человеком оказался 32-летний Завен Багдасарян. Ехал он вместе со своим родственником — 28-летним Акопом Степаняном. Цель своей поездки в Москву Багдасарян и Степанян внятно объяснить не могли. Их обоих задержали и этапировали в Ереван. Чуть позже благодаря показаниям Степаняна был задержан третий участник преступной группы, точнее — ее идеолог и организатор. Им оказался 30-летний Степан Затикян, слесарь-сборщик Ереванского электромеханического завода.

Реакция руководства Армении оказалась неожиданной — руководителю следственной группы позвонил лично первый секретарь ЦК компартии Армении Карен Демирчян и потребовал немедленно прекратить беззаконие и произвол, якобы творимые следователями из Москвы. У следственной группы оставался последний шанс — они согласились освободить задержанных после проведения на их квартирах обысков, если те ничего не дадут. Но в доме у Степаняна были обнаружены детали, предназначавшиеся для новых взрывных устройств. В квартире Затикяна также были найдены аналогичные детали и схема устройства, взорванного в московском метро, — она хранилась под клеенкой на кухонном столе. Мать Степаняна, не зная об аресте сына, опознала свою сумку, в которой была оставлена бомба на Курском вокзале, а сам Степанян, поддавшись на хитрость следователя, — куртку Багдасаряна. После того как Демирчяну, прилетевшему в Москву на празднование 7 ноября, были продемонстрированы бомбы, найденные у арестованных в Ереване, и устройство с Курского вокзала, препятствия следователям прекратились. Инженер по образованию, Демирчян не мог отрицать очевидного — все продемонстрированные ему устройства были делом одних рук. В перечнях деталей совпадали 17 позиций.

Личность Затикяна уже была знакома КГБ. Окончив школу с золотой медалью, он, будучи студентом Ереванского политехнического института, успел — ни много ни мало — организовать в 1966 году «Национальную объединенную партию» (НОП). Партия — это, конечно, громко сказано. Собиралась компания единомышленников и вслух мечтала об освобождении родины от «ненавистного русского владычества» путем всенародного референдума, а заодно и о возвращении отобранных турками земель. Мечтами не ограничивались: выпускали самодельную газету, даже расклеивали листовки. Женой Затикяна стала младшая сестра куда более известного диссидента Паруйра Айрикяна. В 1968 году Затикян был арестован и осужден за «антисоветскую агитацию и пропаганду» и за участие в «антисоветской организации». Освободившись четыре года спустя, восстанавливать свою «партию» он не стал, сочтя продолжение ее деятельности в Советской Армении бесперспективным. Его целью стал выезд за границу — чтобы оттуда, из «свободного мира», продолжать свою «борьбу за освобождение родины». В 1975 году он написал заявление о выходе из советского гражданства, добивался разрешения на выезд за границу, но получил отказ. Впрочем, желанием уехать, по нынешним временам вполне безобидным, дело не ограничилось. Что заставило Затикяна взяться за террор — неизвестно. То ли ненависть к «оккупантам», дошедшая до совсем уж бесчеловечных форм, то ли желание расширить свой послужной список «борца с режимом» накануне эмиграции…

Багдасарян и Степанян к деятельности НОП отношения не имели, были соседями Затикяна и познакомились с ним уже после его освобождения из тюрьмы. Впрочем, взгляды его разделяли…

Суд происходил в Москве с 16 по 20 января 1979 года. Рассмотрение дела было закрытым. Свою вину Затикян отрицал, заявляя, что он «не обвиняемый, а обвинитель», и «жидороссийская империя не есть правовое государство». Степанян частично признал свою вину, но отрицал участие Затикяна. Багдасарян признал все обвинения, предъявленные следствием. 24 января все трое были приговорены к высшей мере наказания. Не дожидаясь истечения срока подачи кассационных жалоб, 30 января террористов расстреляли.

Единственной информацией о суде и приговоре в центральной печати была краткая заметка в номере «Известий» от 31 января, где упоминалась только фамилия Затикяна. В действиях советской государственной машины была своя логика. Ведь теракт без шоу, без информации о нем теряет смысл. Да и национальный вопрос при социализме был, как известно, успешно решен, а тут — теракт, совершенный армянскими националистами… Подобная информация могла породить у определенной части общества настроения, чреватые еще одной — после 1915 года — резней армян.

В самой Армении случившееся и вовсе было обойдено гробовым молчанием. Как отмечал в своих воспоминаниях Филипп Бобков, в конце 70-х годов начальник 5-го управления КГБ СССР, «…армянское руководство сделало все, чтобы скрыть от населения республики это кровавое преступление. По указанию первого секретаря ЦК компартии Армении Демирчяна ни одна газета, выходившая на армянском языке, не опубликовала сообщения о террористическом акте. Документальный фильм о процессе над Затикяном и его сообщниками, снятый во время заседаний Верховного суда, запретили показывать даже партийному активу Армении, его демонстрировали лишь в узком кругу высшего руководства республики. На экраны фильм так и не вышел, хотя мог принести немалую пользу и помочь в воспитательной работе. Руководство республики мотивировало запрет нежеланием компрометировать армянский народ в глазах русских…».