Михаил Пташук - И плач, и слёзы... [Исповедь кинорежиссёра]

— С моей точки зрения,— ответил я тогда,— вы начальник тако­го лагеря, который характерен для нашей страны того времени. Та­ких героев на советском экране еще не было! Мы открываем с вами нового героя! Поэтому Госкино СССР дало государственный заказ на эту картину.

— Значит, что-то меняется...— сказал Ульянов.

Это был май 1988 года. По стране шагала перестройка.

— Вашего брата у меня много сидело,— сказал Иван Иванович Ульянову.— Лидию Русланову знаете?

— А кто ее не знает...

Этот рассказ войдет в фильм, хотя его не было в сценарии Гри­горьева.

— Ее пригнали ко мне по этапу... Я, вообще-то, таких людей жа­лел... Коммунистов, что били себя в грудь, что они коммунисты, а сами вредничали, тех я не жалел, а вот вашего брата жалел... Как-никак Русланова... Как-то перед октябрьскими вызываю к себе, говорю: "Лида, спой!" А она мне: "Птица в клетке не поет!" Кому ты говоришь, спра­шиваю, а она опять про птицу... Ух, упрямая бабища!.. Перед кем, говорю, ты ваньку валяешь, кого, сука, за нос водишь?.. Вагонами награбленное из Германии тащила в то время, как наш народ комму­низм строил! И не где-нибудь, а в лагерях!.. Мы ночами не спали, жен и детей своих не видели ради светлого будущего!..

— А кто вам мешал спать со своими женами? — улыбнулся Улья­нов.

Иван Иванович на мгновение сбился.

— И что вы с ней сделали? — спросил я.

— Я эту птицу в клетку и запер...

Потом, после выхода фильма на экран, я получу десятки писем от людей, которые сидели вместе с Руслановой в лагере. Они под­твердят этот факт и будут благодарны, что вспомнили великую русскую певицу.

— Много вашего брата у меня сидело... Актеры, режиссеры, музы­канты. Мы их "филармонией" называли... У меня даже театр был, по­становки по праздникам давали... Я их жалел... С талантом люди... А вот этих горлохватов с партийными билетами я не жалел... Я их решал сразу! Освобождался каждый день, и не сотнями — тысячами!..

Он вдруг замолчал, пристально посмотрел на Ульянова.

— Осуждаете? Понимаю...

Долгое молчание.

— Я рассказал все честно, как было! Мне не стыдно! Я ничего не придумал! Это моя жизнь! Жизнь целой страны!

И снова долгое молчание.

— А моя правда в том, что от меня все отказались... Сын, дочь... В чем моя вина? Я присягу давал, Родине служил! С фронта в лагерь загнали, приказали — служи! И я служил! Не я собой распоряжался, а мной распоряжались! Что хотели, то и делали!

Он с трудом сдерживал себя.

— Извините...

Больше я Ивана Ивановича не видел. Звонил, приглашал на премье­ру,— он отказался. Через год опять позвонил — телефон не ответил.

Вечером, на платформе у поезда, Ульянов сказал:

— Не верю, что он раскаялся! Такие не раскаиваются!

— А разве нам да фильма нужно его раскаяние? У нас другая задача!

Говорить было трудно, перрон был заполнен людьми. Все огляды­ваются на Ульянова, счастливы видеть его.

— Ну, и какая же у вас задача?

— Его надо растормошить изнутри,— сказал я.— Нужен умный, сильный и преданный Идее человек! "Кадры решают все",— сказал Сталин. Так вот он — лучший сталинский кадр! Пусть в нем узнают себя многие! Их правда обернется для них драмой. Пусть будет для всех стресс! Пусть!

Ульянов пристально смотрел на меня.

— Похоже, что мы с вами сработаемся,— сказал он.

— Дай Бог!..

Это был мой первый день, проведенный с Ульяновым.

Он сыграл Ивана Ивановича фантастично! Уверен, без этой встре­чи такого результата не было бы! Евгений Евтушенко напишет в рецензии на фильм, что у Ульянова после "Председателя" это вторая по мощности роль. А сам Михаил Александрович, как потом выяснится, будет выслушивать по телефону упреки высокопоставленных людей в ненужности этой роли в его биографии. В то время он был членом ЦК КПСС, членом Ревизионной комиссии ЦК КПСС, депутатом Вер­ховного Совета СССР, лауреатом Ленинской премии и любимым артис­том всего советского народа. На это надо иметь мужество! Одно дело, когда начальника сталинского лагеря играет, и пусть даже хорошо играет, неизвестный артист Пупкин, и другое дело, когда в этой роли личность, всенародно любимый артист!

Я многому у него научился! Меня поражала и поражает его скром­ность, фантастическая работоспособность, ум и уважение к партнеру. Артисты, снимающиеся с ним в одной сцене, дрейфят, у них коленки дрожат оттого, что напротив стоит Ульянов. Это похоже на то, как консультант Иван Иванович стоял перед ним по стойке "смирно". Или у режиссеров все внутри заклинивает, они не знают, что ему сказать, какое можно сделать замечание по поводу сыгранной сцены.

Я всегда говорю, что артисты растут на больших ролях, а режиссе­ры — на большой литературе и выдающихся артистах! Все мои филь­мы заселены прекрасными актерами: Олег Ефремов, Петр Вельяминов, Евгений Лебедев, Леонид Марков, Александр Абдулов, Нина Русланова, Геннадий Гарбук, Леонид Неведомский, Владимир Гостюхин, Виктор Проскурин, Евгений Герасимов и, конечно же, актеры, с которыми я снял свои любимые фильмы: Алексей Петренко, Михаил Ульянов и Александр Филиппенко. Каждый из них что-то оставил в моей душе, о каждом из них своя память! Уже только одно общение с ними достав­ляет удовольствие, потому что у них, как у талантливых людей, свой угол зрения не только на профессию, но и что особенно важно в работе над фильмом, свой, неожиданный взгляд на роль и фильм в целом. Не скрою, я много раз оказывался не готов к общению с ними, но они приучили меня готовиться к этим встречам, придумывать варианты решения той или другой сцены и фильма в целом. Это очень интересное занятие: постоянно решать ребус, состоящий из вариантов снимаемой сцены. Едешь в метро, автобусе, машине, зани­маешься домашними делами, а в голове крутятся варианты. Жена всегда смеется, мол, мухи закрутились в голове, а мне это помогает быть в форме, особенно в период простоя. Я так привык к этой форме работы над собой, что не представляю своей жизни без этого.

Я опять снимал вокруг Барановичей. Даже в городском парке, за гостиницей "Горизонт", где я всегда живу, умудрился доснять кадры первомайского парада на Красной площади. Кругами ходили люди с портретами Сталина. Гостюхин с мальчиком на плече кричал "ура!" Сталину, который — якобы — стоял на Мавзолее, а потом все снятое я смонтировал с хроникой Сталина, и получилось очень даже хоро­шо: Кузнецов, так звали героя Гостюхина, нес на плече своего сына, кричал, как и все тогда кричали: "Да здравствует Сталин!", тянулся руками к нему, как и все тянулись в те годы, а потом верный стали­нист покончит с собой, кинется в колодец лестничной площадки с пятого этажа.

Затем начали снимать в павильоне. По сценарию герой Алексея Петренко, бывший начальник кадров ГУЛАГа, работал в Пушкинском музее в Москве. Проходы по музею мы сняли в Москве, а вот помеще­ние музейного запасника, где проходила сцена, художник Владимир Дементьев построил в павильоне "Беларусьфильма".