Александр Стесин - Африканская книга

— Иншаллах. А знаете, доктор, о чем я подумала? Вы объездили всю Африку, а в Сомали до сих пор не бывали. Это нехорошо. Сомалийцам тоже нужна медицинская помощь.

— Я бы с радостью, но, во-первых, у меня там нет никаких контактов, а во-вторых и в‐главных, там ведь до сих пор очень опасно, разве нет?

— Опасно на юге, в Могадишо. А на севере, в Сомалиленде, совсем не опасно. Поезжайте в Харгейсу. Моя сестра всю жизнь прожила в Швеции, а недавно вернулась и открыла в Харгейсе клинику физиотерапии. Хотите, я вас с ней свяжу?

— Но я ничего не знаю про физиотерапию. Я, как вы знаете, врач-онколог.

— Какая разница, главное, что врач! В Харгейсе вы будете нарасхват.

Незадолго до этого разговора я получил еще одно приглашение в Харгейсу: великая писательница земли Эфиопской Мааза Менгисте на пару с кенийцем Билли Кахорой участвуют в организации литературного фестиваля в Сомалиленде. Мааза приглашает друзей-писателей, оговариваясь при этом, что она сама слабо представляет себе, как это все будет выглядеть: ни она, ни Билли в Сомалиленде никогда не были. «Но ты же у нас любишь африканские приключения». Люблю — не то слово. Может, и впрямь податься в Харгейсу, совмещая литературу с физиотерапией?

Знакомство с африканской страной, особенно такой, как Конго или Сомали, всегда происходит по схеме гегельянской диалектики. Тезис и антитезис дают синтез. Первая стадия — тезис — это то, что нам показывают в новостях. Всякий, кто смотрит телевизор, знает: в Сомали пираты, террористы «Аль-Шабаб», нескончаемые войны, беззаконие и нищета, — словом, ад кромешный. Ни один нормальный человек не поедет в такое место. Только безрассудные любители риска и острых ощущений; те, кто готов пуститься во все тяжкие ради адреналина и возможности сказать «Я это сделал». Двадцать лет назад я и сам был из таких. Теперь же идея поездки в горячую точку только потому, что там опасно, мне, сорокалетнему, не близка.

Но вот наступает стадия более подробного заочного знакомства: антитезис. Теперь ты черпаешь информацию не из новостей и тем более не из голливудских боевиков вроде «Черного ястреба». У тебя есть друзья сомалийцы, ты читаешь роман Ширин Рамзанали Фазел «Вдали от Могадишо», где описывается город, как он выглядел в середине прошлого века: итальянская колониальная архитектура бок о бок со средневековым арабским зодчеством, кинотеатры и кафе с названиями «Пергола» или «Неаполь», разговоры о социализме и панафриканизме, приток молодых специалистов, получивших образование в СССР и Китае, мода на китайские цацки и американский джаз, расцвет сомалийского фанк-н-джаза «дур-дур»… Из этого чтения и этого общения ты узнаёшь о существовании Могадишо, где никогда не запирали двери домов; о Сомали, где есть не только пираты, но и поэты.

«Страна поэтов», именно так. Недаром там устраивают литературный фестиваль с мастер-классами. За пределами Африканского Рога сомалийская литература известна двумя именами: классик Нуруддин Фарах с его неподъемными трилогиями и молодая англичанка сомалийского происхождения Надифа Мохамед с ее эмигрантским нарративом. Однако в самом Сомали, где все от полицейского до погонщика верблюдов сочиняют стихи, эти имена малоизвестны. Дело в том, что многие сомалийцы, включая тех, кто живет стихами, неграмотны. Они никогда не прочтут тягомотную эпопею Фараха «Кровь на солнце». Зато они помнят наизусть все стихи Мохамеда Хадрави. Хадрави — народный поэт, бард во всех значениях слова, Гомер и Высоцкий в одном лице. Поклонники называют его сомалийским Шекспиром. По переводам ничего невозможно сказать. Переводы его поэзии (во всяком случае те, что мне попадались) не впечатляют. Но если вся нация от мала до велика помнит наизусть полный корпус его стихов, с этим не поспоришь. Если бывший президент компании «Дахабшиль», которой принадлежит шестьдесят процентов рынка денежных переводов на Сомалийском полуострове (фактически эта компания выполняет роль центробанка), бросил все, чтобы стать личным секретарем и хранителем архива Хадрави, это о чем-то говорит. В начале шестидесятых Хадрави прославился как мастер любовной лирики, а после прихода к власти Сиада Барре — как борец с кровавым режимом. Сиад Барре — тоже, кстати, поэт — даже ненадолго упек его за решетку, но в целом отнесся на удивление гуманно. Сам Хадрави рассказывал так: после двух месяцев тюремного заключения тиран вызвал его к себе для разговора с глазу на глаз. «Ты поэт, и я поэт, но твои стихи — это не то, что нужно нашему народу». Засим Хадрави отпустили. Чудеса, да и только. Есть и другие, не менее чудесные истории времен диктатуры Сиада Барре. Например, про политзаключенных, которые всей тюрьмой читали «Анну Каренину», передавая текст по буквам из камеры в камеру с помощью азбуки стуков.

При ближайшем рассмотрении Сомали оказывается куда более интересным местом, чем ты предполагал. Это относится и к сомалийской кухне. Ужин в кафе «Могадишо» начинается с пирожков «самбуса» — единственного, что объединяет все восточноафриканские кухни. Самбусы едят и в Эфиопии, и в Кении, и в Судане. В Сомали к пирожкам подают подливу «шидни» из йогурта с чесноком, лаймом, сахаром, тамариндом, кинзой и большим количеством перца чили. Этим соусом поливают и лепешки «анджиро», в которые заворачивают вяленое мясо или тушеные овощи. Те, кто знаком с эфиопской кухней, могут подумать, что «анджиро» — то же самое, что эфиопская «ынджера», но это не так. Ынджера — тонкий блин из перекисшего теффового теста, тогда как анджиро — толстые лепешки, похожие скорее на лаваш. Два разных блюда с одним и тем же названием. Так тунисский «тажин» — яичная запеканка с мясом и сыром — не имеет ничего общего с тажином марокканским. И так же сомалийская смесь специй сильно отличается от эфиопской, хотя называются обе одинаково: «митмита». В сомалийскую митмиту входят кардамон, соль, гвоздика, кориандр, имбирь, мускатный орех, кайенский перец, черный перец, паприка и перец чили. Эту смесь добавляют чуть ли не во все блюда, включая каши. Типичный сомалийский завтрак: каша со специями и чай с кунжутным маслом. Некоторые, правда, предпочитают завтракать супом, который приправляют той же митмитой. Иногда вместо чая пьют «фитмо» (напиток из гибискуса, мало отличающийся от египетского «каркаде») или сладковатое верблюжье молоко. Саму верблюжатину едят редко, это деликатес. У Моны с Джамалем она появилась в меню лишь однажды — в день рождения хозяйки. Если бы меня не предупредили заранее, я бы подумал, что это — просто сухая говядина. Козлятина, которая у сомалийцев считается повседневной пищей, куда вкуснее. Особенно если ее готовить так, как это делает Джамаль. Жаркое из козлятины («хириб али») — его коронное блюдо.