Дмитрий Сахапов - Мой первый марафон, или Дорогу осилит бегущий

Что мы чаще всего и делали. Мозгов же у нас тогда было немного, нужно признать. Конечно, мы были в меру осторожными и пролезали под вагоном так, чтобы в случае, если поезд тронется, нас бы не задавило и мы бы успели выбраться из-под колес. Тут было важно понять, где у поезда голова, а где хвост. Чаще всего ни головы, ни хвоста у поезда видно не было – железнодорожный путь изгибался вокруг Сыркашей, как лук. Хотя, даже определив, где у поезда локомотив, нельзя было быть уверенным, что поезд тронется вперед. Тепловоз мог его как тянуть за собой, так и толкать перед собой. Поэтому безопаснее всего было пролезать под поездом посередине вагона.

Такой товарняк стал причиной трагедии

Но в случае с Алексеем что-то пошло не так. Поезд тронулся и буквально отрезал ему обе ноги… Это случилось 20 декабря 1987 года. Я узнал об этом ужасном происшествии на следующий день, когда пришел на тренировку. Вместо занятия у нас все отведенные на него четыре часа был инструктаж по технике безопасности на железной дороге.

Алексей же обладал огромной силой воли и продолжил заниматься горнолыжным спортом. Он неоднократно лечился, оперировался и протезировался с 1988 года по 1992 год в Новокузнецком федеральном центре реабилитации. Кто-то помог ему с хорошими протезами. В итоге Мошкин, несмотря ни на что, стал в 1994 году в норвежском Лиллехаммере золотым чемпионом Паралимпийских игр в супергиганте. А в 1998 году, в японском Нагано, он выиграл Игры второй раз, уже в гигантском слаломе. Кроме того, Алексей – двукратный бронзовый призёр зимних Паралимпийских игр, чемпион мира. В 2002 году он завершил свою спортивную карьеру.

Это был, пожалуй, первый пример героизма, проявленный в спорте, о котором я узнал не из книг или рассказов, а почти присутствовал при этом. Сейчас, по слухам, Алексей живет где-то на Дальнем Востоке. А в марте 2018 года на экраны страны вышел фильм «Со дна вершины», посвященный нашим паралимпийцам, в основу сюжета которого легла история двукратного паралимпийского чемпиона Алексея Мошкина.

К сожалению, моим великим планам стать прославленным горнолыжником и защищать честь страны на международных соревнованиях не суждено было сбыться. Честно сказать, горнолыжник из меня вообще не получился. И хотя у меня был детский спортивный разряд по горным лыжам, а также несмотря на то, что впоследствии я даже выступал в роли инструктора в этом деле для своих близких, мое катание оставалось, по большому счету, любительским.

С отсутствием конкуренции я тоже просчитался. Придя в горнолыжную школу, я обнаружил, что в ней шесть или семь малышовых групп по 30–40 ребятишек. На первых соревнованиях я пришел к финишу где-то 121-м из 200 сверстников. С оснащением также были проблемы. На каждую горнолыжную группу у нас была одна пара крутейших американских лыж K2 и еще две-три пары чехословацких лыж SULOV или болгарских MLADOST. На этих лыжах устанавливались даже автоматические крепления! На них катались самые перспективные ребята из группы. У всех остальных были «гробы», как мы называли лыжи PAMPOROVO с креплениями-лягушками. Эти лыжи даже по склону не хотели ехать и были абсолютно неманевренные, деревяшки, в общем, гробы. Это позже, уже перед самым распадом Союза, стали появляться югославские ELAN, австрийские FISCHER и быстрые немецкие VӦLKL, а до этого приходилось тренироваться на том, что было.

Техников у нас в горнолыжной школе не было, либо они были недоступны для нас. Поэтому за инвентарем мы ухаживали самостоятельно, иногда обращаясь за помощью к тренеру. В каждой тренерской были установлены верстаки и обязательно имелись утюг, восковые свечи и скребки для заточки кантов (боковых металлических «уголков», которые держат лыжи на склоне при поворотах). У нас часто не хватало умений и опыта правильно отрегулировать крепления, поэтому нередко лыжи просто отстегивались на ходу, а иногда – что было гораздо хуже – не отстегивались, когда было нужно, и это становилось причиной переломов ног и вывихов суставов. Каждый сезон 2–3 горнолыжника обязательно попадали в больницу с переломами.

Оглядываясь назад, могу сказать, что с техникой безопасности раньше было все гораздо проще, чем сейчас. Ее просто не было. Помимо прочего, почти никто не имел защитных шлемов, не хватало горнолыжных очков. А подъемники были бугельные. Один подъемник из 12 опор на горе Югус и один подъемник из 10 опор на горе Сыркашинской. Бугель – это такая металлическая вертикальная палка с деревянной перемычкой-сидушкой на двоих, на тросе, который раскручивается, когда на нее садишься и едешь, и закручивается пружиной на бугеле, когда с нее слезаешь. Бугельные пружинные механизмы часто ломались. Их заклинивало, и в результате, когда лыжник сходил с подъемника наверху горы, бугель оставался раскрученным и деревянная палка-сидушка медленно ползла по земле в непредсказуемом направлении. Она вполне могла зацепиться за куст или дерево и сорвать трос с роликов опор либо «выстрелить» от напряжения с огромной силой и скоростью.

Поэтому самый главный урок поведения на подъемнике – это действия при встрече с таким незакрученным бугелем. Как минимум важно было не зацепиться за него лыжами, чтобы тебя не порвало на две, скорее всего, неравных части. А как максимум нужно было «сопроводить» сломанный бугель вниз на станцию. Первое время я не умел этого делать, но потом, раз попробовав, быстро научился и уже без проблем сопровождал сломанные, ползущие по пухлому снегу бугели.

В подъеме на бугельном подъемнике сложнее всего для ребенка было поймать бугель и усесться на него. Они тяжело раскручивались, выскальзывали из рук, выдергивались из-под ног. Иногда, не успев завести бугель под попу, приходилось изо всех сил держать его перед собой руками, чтобы не упасть. Но в нижней части склон горы Югус был очень крутой, поэтому редко кому удавалось подняться, удерживая бугель в руках, хотя бы на треть горы.

Тем не менее, спортивные результаты мне не давались. От слова «совсем». Поэтому я спокойно продолжал кататься в свое удовольствие, для здоровья. И почти сразу же после начала занятий в горнолыжке я перестал болеть. За все десять школьных лет я был «на больничном» всего один раз, но это случилось еще в первом классе, до того, как я начал заниматься в секции.

Однако моим планам «отсидеться» в тылу, продолжая за государственный счет кататься в свое удовольствие, также сбыться было не суждено. Родине и тренерскому штабу срочно нужны были результаты. Спортивные. От всех, в том числе и от меня. Я уже шестой год ходил в секцию, а какими-то успехами похвастать не мог. Даже на Союзе не выступал ни разу. Лучшим моим результатом стало 30-е место в возрастной группе среди сотни ребят из нашей же горнолыжки. Поэтому тренер начала давить и требовать, чтобы я показывал результат. Однако то ли у меня ничего не получалось, то ли я просто уперся, но я стал избегать таких разговоров. Сначала просто начал прогуливать тренировки, а потом и вовсе ушел из секции. Конечно, я это обосновал тем, что не успеваю при этом в школу, которая была в противоположном конце города, но на самом деле все объяснялось проще. Я просто сдался. На тот момент мне было лет двенадцать, и решение уйти из секции я принял самостоятельно. Так же, как и в семь лет, когда я принял самостоятельное решение записаться в горнолыжную секцию.