Артем Латышев - Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг.

Пленных было принято оправдывать тем обстоятельством, что они попали в руки врага ранеными и не могли оказать сопротивления. Однако одновременное существование нескольких линий пропаганды о плене порождало их перемешивания, отклонения от общей линии, двусмысленности и оговорки. Так, раненые и пленные могли быть двумя разными группами [576] «Имеются сотни фактов, когда кровавые фашистские собаки истребляли невинных женщин и детей, старых и больных, раненых и пленных красноармейцев». См.: Красная Звезда. 1941. № 209. С. 1. , в ряде материалов плен не связывался с ранением [577] Красная Звезда. 1941. № 258. С. 2. , а физическое состояние попавших в него военных даже позволяло использовать их немцами в качестве рабочей силы [578] Красная Звезда. 1941. № 254. С. 2; № 306. С. 3. . Вышедшая в самом начале войны брошюра «Воин Красной Армии в плен не сдается!» одновременно внушала читателям моральную неприемлемость плена, пугала расстрелом при пленении, пытками, а также общественным остракизмом [579] Если пленному «придется вернуться на родину, то не слава будет спутником его жизни, а всеобщее презрение. Такому воину нечем будет вспомянуть свои боевые дни, нечего будет рассказать своим родным, детям, друзьям». См.: Брычев Н. Воин Красной Армии в плен не сдается! М., 1941. С. 11. . Таким образом, в теме плена намечалась новая, третья линия — судьба вернувшихся из него.

Реальность уже первых военных недель состояла в том, что солдаты, бывшие в плену противника, где «подвергались его обработке», включались в состав формирующихся воинских частей несмотря на озабоченность партийных органов [580] 1941 год: Страна в огне. Кн. 2. С. 372. . Соответственно юристы советовали трактовать УК исходя из ситуации: «сдача в плен признается военным преступлением, если она не вызывалась боевой обстановкой. Наличие или отсутствие такой обстановки является вопросом факта, подлежащим разрешению в каждом отдельном случае». Изменой родине сдача в плен становилась, если была совершена из «антисоветских побуждений» [581] Чхидвадзе В.М., Савицкий М.Я. Советское военно-уголовное право. М., 1941. С. 203. .

Уже в августе 1941 г. советские граждане могли сделать вывод, что советские воины могут попасть в плен, как правило, после тяжелого ранения, и даже выжить. В вечернем сообщении Совинформбюро от 2 августа сообщалось о пленении группы раненых красноармейцев, издевательствах над ними и гибели части бойцов, попытках немцев заставить их кричать «хайль Гитлер» и отказе пленных от исполнения приказа. Необычна концовка сообщения: в деревню врываются советские танки и спасают пленных [582] Красная Звезда. 1941. № 181. С. 2. . Через два дня в «Красной Звезде» рассказывалось о попавшем в плен раненом красноармейце, его мучениях, отказе говорить на допросе и казни. Концовка вновь необычна: выживший боец самостоятельно бежит из плена и присоединяется к Красной Армии [583] Красная Звезда. 1941. № 182. С. 3. . Тема спасения из плена в этих материалах, однако, пока имеет явно подчиненное значение для описания бесчеловечного обращения противника с военнопленными.

Дальнейшая эволюция сюжета наблюдается в статье от 20 августа в рубрике "герои отечественной войны", целиком посвященной красноармейцу Пашкову [584] Красная Звезда. 1941. № 195. С. 2. . В плен он попал не будучи раненым, с оружием в руках. Однако он не осуждается, а скорее оправдывается: «все произошло так быстро, что красноармеец Пашков даже не успел произвести ни одного выстрела», «Пашков хотел выстрелить, но в это время кто-то сильно его ударил, и винтовка вылетела из рук». Немцы избивают его, используют для переноса ящиков со снарядами, а затем начинают допрашивать. Вместо традиционного для сюжета о плене молчания пленный дезинформирует врага. Думая, что Пашков мертв, немцы хоронят его заживо, однако пленный откапывается и пробирается к своим. Затем в структуре рассказа появляется новый элемент — встреча с бойцами действующей армии: «здесь его вымыли, очистили раны от грязи, перевязали. И вот опять перед ним стоял полковой комиссар Шляпин. Волнуясь, рассказывал герой-боец историю своего побега из фашистского плена». Пленный получает характеристику «герой» за достойное поведение в плену и побег — до сего момента Пашков не сделал ни одного выстрела. Услышав о немецких издевательствах, солдаты проникаются ненавистью к врагу и наносят успешный удар по немцам. Заканчивается сюжет темой мести: «На опушке леса он заметил знакомую лощину и узнал то место, где два дня назад его расстреливали фашисты. Теперь здесь вся земля была изрыта огромными воронками от наших снарядов и авиабомб. Вокруг валялись трупы немецких солдат и офицеров».

Схож по структуре и опубликованный позже краткий рассказ пленного сержанта «Зверства гитлеровцев над пленными красноармейцами»: попадание в плен в ходе боя в сознательном состоянии не по причине ранения («Силы наши в конце концов иссякли, не стало патронов. Нас окружили и взяли в кольцо»), издевательства, чудесное спасение во время казни («Как я остался жив, сам не знаю»), побег к своим, получение от них помощи, рассказ о случившемся, призыв к мести [585] Красная Звезда. 1941. № 200. С. 2. .

И структурно, и содержательно, и идеологически эти рассказы представляют собой новый сюжет о побеге из плена. Сложность и ряд необычных ходов (сообщение врагу дезинформации) свидетельствуют об определении формы повествования для нормализации отношения сослуживцев к вернувшимся из плена путем их частичной героизации. Его важным элементом было человечное отношение и сочувствие к пленному других красноармейцев.

Дальнейшего развития тенденция не получила. Бежавшие из плена упоминались в статьях, но структура рассказа упростилась и они из главных героев вновь становятся жертвами или свидетелями бесчеловечности врага [586] Красная Звезда. 1941. № 290. С. 1; № 308. С. 3. . Во второй половине декабря 1941 г. пресса без идеологического оформления упоминала об освобождении пленных красноармейцев в одном ряду с другими показателями успеха наступающих частей [587] Красная Звезда. 1941. № 297. С. 3; № 298. С. 2. .

В 1942 г. теме плена уделялось мало внимания, хотя периодически на страницах «Красной Звезды» и появлялись необычные сюжеты. Например, стандартное описание концлагеря сопровождалось информацией о том, что пленные сами подняли восстание при приближении Красной Армии [588] Красная Звезда. 1942. № 70. С. 3. . В другой статье пленные были четко отделены от предателя-перебежчика [589] Красная Звезда. 1942. № 135. С. 3. . Напротив, подозрение к бывшим в плену укрепляла статья о разоблачении колхозниками немецкого диверсанта, выдававшего себя за бежавшего из плена [590] Красная Звезда. 1942. № 166. С. 3. . Столь разнообразные сюжеты говорят по крайней мере об отсутствии запрета на упоминание выживших в плену. В новой версии брошюры «Зверства немцев над пленными красноармейцами» приводились многочисленные рассказы бежавших из плена, реже — освобожденных Красной Армией, но одновременно читателям напоминали: «сдача в плен — это не только дезертирство с поля боя, за которое виновный будет навеки веков проклят советским народом; это не только несмываемый позор для его семьи, для его детей, — сдача в плен означает и верную, неминуемую гибель» [591] Зверства немцев над пленными красноармейцами (рассказы бежавших из плена, документы и факты). М., 1942. С. 5–6. . С осени 1942 г. [592] Один из последних материалов см.: Что я пережил в плену у немцев // Красная Звезда. 1942. № 197. С. 3. бывшие военнопленные перестают упоминаться в пропаганде [593] Berkhoff K.C. Motherland in danger. P. 236. , при этом продолжали тиражироваться лозунги о недопустимости попадания в плен и пропаганда самоубийств с целью избежать пленения.