Петр Дружинин - Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

По результатам проведенного в последующем служебного разбирательства неправомерных действий сотрудников УКГБ СССР по Ленинградской области в отношении Азадовского К.М. приказом начальника Управления от 2.02.1989 года ряд руководителей и оперативных работников УКГБ ЛО был наказан в дисциплинарном порядке.

С оперативного учета Управления МБ РФ по Санкт-Петербургу и области Азадовский К.М. был снят 17.07.1986 г. в связи с окончанием сроков оперативного наблюдения. Материалы дела оперативного учета в отношении Азадовского К.М. уничтожены в 1990 г. в соответствии с требованиями нормативных актов КГБ СССР, регламентировавших в тот период времени сроки хранения оперативных материалов.

Собственно, на этом кончается перечень доступных нам материалов о проверках органами КГБ и прокуратуры событий, связанных с Константином и Светланой Азадовскими. Предполагаем, что отдельные материалы этих проверок, как и показания сотрудников госбезопасности, до сих пор сохраняются в первом экземпляре проверочных дел.

А что же оперативные дела «Азефа», «Берита», «Рахманинова», «Юнги»? Какова их судьба? Они были, как мы помним, своевременно уничтожены в 1990 году…

Завершая этот раздел нашего повествования, мы хотели бы вспомнить четыре строки Николая Заболоцкого из стихотворения «Противостояние Марса»:

Итак, «архивы открыли свои тайны». Это обстоятельство даже сейчас воспринимается как большая и неожиданная удача, а в 1994 году было просто сенсацией. И произошло это «открытие», конечно, не с ведома бывшего КГБ. Вообще, как мы уже заметили, председатель КГБ В.А. Крючков, будучи человеком проницательным и осторожным, постоянно заботился о сохранности архивов своего ведомства, и особенно – в «эпоху перемен». Результатом его предусмотрительности стало уничтожение значительной части архивного фонда КГБ. Как писал пришедший на его место В.В. Бакатин, «печи после сожжения проверены». Вместе с делами рядовых и никому не известных советских поднадзорных были уничтожены в огне, например, 550 (пятьсот пятьдесят!) томов, содержащих материалы оперативной разработки по академику А.Д. Сахарову.

Агентурные дела являются, конечно, важнейшим источником, особенно для установления фактов наблюдения госбезопасности за одними гражданами и сотрудничества с госбезопасностью всех остальных (хотя иногда один и тот же гражданин мог выступать в двух ипостасях одновременно). Но архивы КГБ хранят и безбрежное море других документов; среди них немало исторических свидетельств первостепенной важности. После событий августа 1991 года КГБ начал приоткрывать завесу тайны над той частью своих архивов, что не успела стать добычей пламени; впрочем, это длилось совсем недолго. Вот что сообщает В.А. Крючков в книге воспоминаний, вчерне набросанной им в камере «Матросской тишины»:

Острейшей и важнейшей является проблема архивов [органов госбезопасности]. В 1992 году было принято решение об их опечатывании, они были взяты под строгий контроль. Решение вполне оправданное, но несколько запоздалое. И главный вопрос: кто будет иметь к архивам доступ, на каком уровне будет соблюдаться ответственность за сохранность секретов, за их неразглашение или, наоборот, предание гласности? Неосторожное обращение с архивами может нанести непоправимый ущерб не только всей системе органов госбезопасности, но и государству в целом…

После августовских событий [1991 года] в средствах массовой информации были опубликованы многочисленные документы Комитета госбезопасности, его органов на местах, которым в период их подготовки были присвоены грифы «Совершенно секретно», а то и высший гриф секретности – «Особой важности». В печати появились доклады органов госбезопасности руководству страны и отдельных республик по самым различным вопросам. Были преданы гласности сведения, полученные в результате разведывательных и контрразведывательных операций. Под удар поставлены ценные источники, люди, помогавшие нашей стране. Практика беспрецедентная!

Практически вся деятельность органов госбезопасности является необычной с точки зрения простого человека. Их формы и методы могут вызвать неоднозначное и притом нередко негативное восприятие. Поэтому при опубликовании материалов о деятельности органов, его сотрудников учет этого аспекта необходим, нужны объективные, добросовестные пояснения, комментарии.

Оперативная сторона деятельности спецслужб не случайно строго оберегается во всех странах. Предание гласности сокровенных оперативных тайн может породить массу вопросов, вызвать недоумение у совершенно непосвященной части людей, привести к тяжелым последствиям.

Владимир Александрович совершенно прав, и публикация документов по делу Азадовского – лишнее тому подтверждение. Обычные люди вряд ли могут сочувственно воспринять все то, что позволили себе органы госбезопасности, превратив своими действиями жизнь Константина и Светланы в кромешный ад.

Однако обнародование этих документов относится к 1994 году, то есть к тому времени, когда доступ к документам органов госбезопасности, особенно документам последних лет, раскрывающим оперативные мероприятия, был уже наглухо закрыт. Кстати, мы полагаем, что в архивах бывшего КГБ документы по делу Азадовских до сих пор сохраняются в целости и сохранности (как минимум, материалы проверки Инспекторского управления – в ЦА ФСБ; служебного расследования УКГБ ЛО – в архиве петербургского УФСБ).

Проследим историю их публикации. Как случилось, что документы, «раскрывающие оперативную деятельность КГБ СССР», были напечатаны в газетах? Тут опять же нужно благодарить (или винить) эпоху. Первоначально сами чекисты предоставили в прокуратуру копии этих документов, выдали их, так сказать, добровольно; а прокуратура, завершив проверку, уже не знала, как с ними поступить: в годы существования КГБ СССР она бы вернула их в установленный инструкцией срок. Однако к 1994 году бывший КГБ был серьезным образом реформирован, разделен, а оставшаяся на Лубянке ее часть называлась уже Федеральной службой контрразведки РФ. То есть, с одной стороны, прокуратура бы и должна была вернуть откровения сотрудников КГБ, подробно описавших подготовку и ход «спецоперации»; с другой – еще не установилась заново система секретного делопроизводства, а возвращать их абы кому – не в правилах спецслужб. И в результате такой заминки материалы прокурорской проверки оказались подверстанными к несекретному уголовному делу, с материалами которого, по закону, обвиняемый по нему имеет право ознакомиться.