Петр Дружинин - Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

Уже в Горьком она узнает, что Константин достиг-таки места своего назначения – сусуманской колонии, и, значит, им можно наконец переписываться. Ведь официально они не были женаты, а потому для их переписки оставалась непреодолимым препятствием 30-я статья ИТК: «Переписка между содержащимися в местах лишения свободы осужденными, не являющимися родственниками, запрещается». С выходом Светланы на «химию» появилась возможность продолжить роман уже в письмах.

В арматурном цехе, куда определили Светлану, стояли огромные американские станки, доставленные в Горький еще в начале 1930-х из штата Оклахома. На этих станках и трудились прибывшие на «химию» женщины. Никакого инструктажа по технике безопасности с ними не проводилось: пришла с этапом, устроилась в общежитии – и на другой день шагом марш к станку. Этап Светланы насчитывал 30 человек, и уже вскоре некоторые из них стали инвалидами – не успели выдернуть руку из-под падающего пресса и лишились пальцев. Но Светлана, по счастливой случайности, избежала работы у станка. В течение всего трудового дня она должна была промывать в специальном растворе готовые автодетали, покрытые слоем мазута. Но и эта работа оказалась далеко не безвредной: химический раствор, выплескиваясь из металлической ванны, попадал на кожу и оставлял ожоги на руках и ногах, не говоря уже о ядовитых испарениях, которыми мойщице приходилось дышать.

Единственной защитой для рук были бы перчатки из толстой резины, которые употребляются при высоковольтных работах, но в Горьком их купить было негде, а потому их поиск стал главной целью ленинградских друзей Светланы. Шерстяные носки, которые разъедались кислотой, тоже постоянно сменяли друг друга…

Вслед за переводом на «химию» появились надежды на условно-досрочное освобождение. Оно применялось, как было прописано в 53-й статье УК, при условии, что осужденный «примерным поведением и честным отношением к труду доказал свое исправление». Но поскольку у нее и до зоны не было проблем с честным отношением к труду, а работы она не боялась в принципе, тепло принявший ее коллектив арматурного цеха… не слишком спешил с ней расстаться.

Здесь нужно сказать о том, что в случае со Светланой, для которой кислород не был перекрыт всесильным ведомством, можно было уже попытаться использовать какие-то личные связи, чтобы ускорить ее освобождение с «химии», постепенно убивавшей организм молодой женщины. И здесь решающую роль сыграл муж писательницы Нины Катерли – Михаил Григорьевич Эфрос (1933–2000). Он был крупным инженером, ведущим специалистом в Ленинграде по абразивам, членом КПСС, всю жизнь работавшим на заводе «Ильич». Лишь «инвалидность пятой группы» не позволила ему в свое время поступить в театральный институт, однако по окончании Технологического института он нашел себя в абразивах – как на заводе, где он быстро стал начальником цеха и затем через несколько лет и.о. главного инженера (в те времена на заводе выше пятого пункта прыгнуть было невозможно), так и в науке, заняв должность заместителя директора по науке крупного отраслевого «абразивного» института. Именно Михаил Григорьевич и нашел – через инженеров Горьковского автозавода, его личных знакомых, – возможность повлиять на администрацию ГАЗа. В скором времени Светлане сообщили, что она может готовить документы «на комиссию».

При наличии такого разрешения препятствий более не чинилось, и уже в начале 1982 года был поставлен вопрос об освобождении по УДО. Сохранилась копия документа, выданного старшим мастером цеха. Он по-рабочему лаконичен:

на условно-освобожденную Лепилину Светлану Ивановну 1946 г. рождения

Лепилина Светлана Ивановна работает на Горьковском автомобильном заводе в Арматурном цехе ПРиГ на участке «Механическая обработка» мойщицей с 19 августа 1981 г.

За время работы зарекомендовала себя с положительной стороны. Норму выработки выполняет на 130–140 %. Все задания мастера выполняет беспрекословно.

В коллективе пользуется уважением.

Однако в тот момент, да и, наверное, всегда, сама процедура условно-досрочного освобождения была очень небыстрой. Лишь 7 апреля 1982 года Ленинский райсуд города Горького под председательством судьи Н.И. Орлова рассмотрел материалы, представленные спецкомендатурой для условно-досрочного освобождения Светланы. Среди них было ходатайство, подписанное коллективом цеха, а также положительная характеристика. Ко времени судебного заседания она отбыла 1 год 3 месяца 19 дней. Суд вынес следующее определение:

Лепилину Светлану Ивановну освободить от отбывания дальнейшего наказания условно-досрочно на срок 2 месяца 11 дней. Определение является окончательным, обжалованию не подлежит.

Сразу же, на следующий день, она приехала в Ленинград. Три комнаты на улице Желябова, которые она занимала до ареста, уже были «взяты в казну» – то есть, согласно действовавшим законам, поступили в собственность государства и были решением райисполкома предоставлены «ветерану войны Ткачевой Зое Ивановне», так усердно потрудившейся для следствия.

Светлана поселилась у Лидии Владимировны.

Итак, Исправительно-трудовая колония № 5 г. Сусумана Магаданской области. Если бы Азадовский задумал мемуары, то мог бы употребить ровно те же слова, какие написал Андрей Амальрик: «Я был рад Магадану чуть ли не как дому родному, двухмесячная дорога измотала меня». И это правда: окончание изматывающего этапа было сродни глотку свободы. Особенно после месяца в камере магаданской тюрьмы, проведенного вперемешку с осужденными, ожидающими этапа на колымские зоны общего, усиленного и строгого режима.

Общий режим, который ожидал Азадовского, вовсе не означает, как можно подумать, более «легкий» или даже «щадящий» режим заключения. Он, безусловно, отличается от зон усиленного и строгого режима (от «усилкá» – для впервые осужденных к лишению свободы на срок свыше трех лет за тяжкие преступления; и от «строгачá», для уже отбывавших ранее наказание в виде лишения свободы либо совершивших особо опасные государственные преступления) режимом содержания, количеством разрешенных посылок или передач, бандеролей и писем, регламентом свиданий с родственниками и т. д. Тем не менее колония общего режима, куда попадают, как правило, по первой судимости, вызывает у «неофитов» глубокое нравственное потрясение. Столкновение несведущего человека с зоной – почти всегда шок; и его испытывают почти все «первоходки». Эту особенность отметил Ю.Т. Золотарев, бывший сотрудник колонии в соседнем Уптаре, оставивший любопытные воспоминания о магаданских реалиях той поры: