Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1997 № 06(840)

И приближалось время запуска объектов «В-70».

На космодром во главе Госкомиссии вместо разболевшегося Мрыкина вылетел генерал Анатолий Семенович Кириллов. Секретарем пришлось быть мне.

Подготовка к запуску шла довольно гладко, безо всяких надрывов, работать с Кирилловым было приятно. Запомнился сам момент старта ракет-носителей. В отличие от «Двойки» смотровая галерея на тридцатой площадке была возведена практически вплотную к старту. И при подъеме ракеты всех присутствовавших на галерее трясло, как во время землетрясения, в уши бил грохот, казалось, что ты сам, своей волей толкаешь ракетную систему со старта в космос. Ощущение прямо-таки самой непосредственной причастности к таинству пуска.

Обе машины благополучно ушли со старта. Однако на траекторию перелета вышла только одна, обозначенная как «Венера-7». Вторая, предполагаемая на семидесятый год как «Венера-8», не смогла покинуть околоземную орбиту и превратилась в очередной спутник серии «Космос» (кажется, «Космос-359»). А произошло вот что: при монтаже бортовой кабельной сети на разгонном блоке кто-то еще в цехе завода имени Лавочкина перепутал концы, поэтому вместо команды на захолаживание тракта окислителя (а окислитель — жидкий кислород) прошла команда на подачу кислорода в полном объеме, как на крейсерском режиме. Захолаживание производится малыми порциями окислителя, чтобы подготовить теплые стенки кислородных магистралей к прохождению потока жидкого кислорода, имеющего чрезвычайно низкую температуру. Если не делать захолаживания, криогенный кислород при контакте с теплыми магистралями, грубо говоря, вскипит, из-за чего при входе в двигатель образуется газовый пузырь, от которого двигатель непременно заглохнет. Все так и получилось на второй машине «В-70». Разгонный блок «пшикнул», выдал небольшой импульс и заглох. В результате орбита слегка повысила апогей (километров на 450), и все на этом кончилось.

Посадочный сеанс «Венеры-7» приближался, как обычно. Евпатория, пункт, практически тот же самый коллектив, те же ночные гости в нашем гостиничном номере. Ночь перед посадкой. Мы, естественно, на пункте — слишком рано вставать. Как всегда при посадке, Венера в утренние часы — самая яркая на небосклоне. Кстати, необходимость раннего посадочного сеанса — не чья-то прихоть, а просто следствие астрономических законов: угловое расстояние Венеры от Солнца невелико, ночью она всегда вне радиовидимости, днем радиоизлучение Солнца создает мощные помехи. А рано утром Венера уже над горизонтом, а Солнце на небосклоне еще не Появилось, все его излучение экранируется горбушкой земной поверхности.

Утро 15 декабря не предвещало ничего плохого. На высоте примерно шестьдесят километров система автоматики ввела в действие парашютное устройство, и начался сеанс передачи данных из атмосферы Венеры.

И вот тут-то пошли неприятные сюрпризы. Во-первых, оказалось, что бортовой коммутатор (устройство, которое производит последовательный опрос всей научной и служебной аппаратуры) «залип» на одном- единственном канале. К счастью, это был самый важный для науки канал температурного датчика. Затем начались неурядицы с парашютной системой. У меня создалось впечатление, что парашют, хотя и благополучно миновал этап разрифовки, утратил для начала по крайней мере одну точку крепления к спускаемому аппарату (она называется стренга), а через некоторое время отделился совсем, предоставив спускаемому аппарату добираться до поверхности самостоятельно — в свободном падении.

Но температура на всем участке спуска-падения регулярно передавалась. При довольно жесткой посадке (по оценкам, со скоростью не менее восемнадцати метров в секунду) сначала показалось, что СА погиб, тем более что имел место «отскок» доплеровской частоты, что затруднило обнаружение радиосигнала. Однако упорные поиски специалистов из Института радиоэлектроники (ИРЭ) все-таки дали положительный результат: удалось выделить из шумов слабенький (раз в сто слабее, чем при спуске), но вполне определенный сигнал. Передавалась все та же температура, которая теперь уже не менялась по времени: все 23 минуты — 480 градусов Цельсия. Худо-бедно, а поверхность Венеры достигнута! И этот факт достоверно зафиксирован.

Все перипетии спускаемого аппарата «Венеры-7» отслеживал прибывший на пункт дальней космической связи Президент Академии наук СССР Мстислав Всеволодович Келдыш (напомню, что он был председателем МНТС по КИ). Он и принял решение, что прежде чем переходить к новому этапу исследований Венеры более тяжелыми и совершенными (а значит, и более дорогостоящими) аппаратами, нужно еще раз «привенерить» СА прежнего класса, но с выполнением экспериментов по полной программе, а заодно и с измерением освещенности на дневной стороне планеты. Именно половинчатый результат «Венеры-7» позволил Келдышу обосновать свое решение — перенести в спешке разрабатываемые объекты нового поколения на 1975 год, а вместо этого предложить в 1972 году «Венеру-8» по старому образцу. Это было мудро, потому что позволило готовить «Венеры-9 и 10» без лихорадки.

Однако и со «старым образцом» было не все гладко. Во-первых, баллистические условия пуска требовали больших энергозатрат (на целых 170 метров в секунду!), а значит необходимо было снизить массу объекта. Во-вторых, в связи с планировавшимся переходом на аппараты нового поколения космические станции, аналогичные «Венере-7», не готовились. Все, чем располагало ОКБ имени Лавочкина, это неиспользованные технологические макеты «В-70». Из них оказалось возможным снарядить к пуску с учетом необходимой модификации под новые задачи лишь одну машину. Таким образом, впервые была нарушена традиция выходить на запуск в дальний космос с двумя аппаратами (как минимум).

Новизна задач будущей «Венеры-8» заключалась прежде всего в том, что посадить ее надо было на дневную сторону Венеры. Сложности возникали большие: требовалось нацеливать космическую станцию не в центр диска (или рядом), как раньше, а в узенький серпик видимой с Земли освещенной поверхности планеты (точность траекторных измерений и точность исполнения коррекции это позволяли сделать с запасом). Риск заключался в том, что, окажись рельеф поверхности сильно пересеченным, после посадки спускаемый аппарат так сориентируется, что его антенна будет направлена не в ту сторону, либо прямая радиовидимость с Землей вообще будет перекрыта пересеченным рельефом. Пришлось переделывать антенну. Если раньше она «светила» в верхнюю полусферу, то теперь диаграмма направленности ее излучения была «сплюснута», превратилась в «баранку» — антенна излучала во все стороны местного горизонта.