Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1997 № 06(840)

Или не так сильно раздражает?

В самом деле. Никто не говорит человеку, у которого кашель: «Возьми себя в руки». Сначала говорят: «Выпей того- этого», потом: «Сходил бы ты к врачу». А вот тот, кто жалуется на бессонницу или у кого «глаза на мокром месте», раньше или позже услышит (что именно — см. выше). Кашель — ясное дело болезнь, а бессонница, беспричинная тревога или подавленность — вроде бы каприз.

Меж тем подлинная депрессия, не сводимая к незначительным перепадам настроения, часто начинается именно с бессонницы. По крайней мере, с этого момента мы уже не в силах ее игнорировать. Мы — это не какие-то редкие экземпляры. Это огромное количество людей во всем мире.

В Америке в 1994 году были изданы и тут же стали бестселлером автобиографические записки Элизабет Вюрцель «Народ, которому прописан прозак». Прозак — это очередное новое лекарство от депрессии.

Элизабет Вюрцель — способная, но вполне обычная молодая женщина, страдала депрессией, начиная с двенадцати лет. Она перепробовала все: лежала в больнице, имела постоянного психоаналитика, принимала наркотики, искала утешения у любовников, к которым не испытывала никаких чувств, меняла работу, глушила алкоголь, устраивала истерики на людях, рвала свое платье и била посуду. После очередной попытки самоубийства ей повезло: врач выписал ей прозак, и постоянный кошмар прекратился.

Свои записки Элизабет адресует прежде всего соотечественникам и ровесникам, то есть американской молодежи. В послесловии ко второму изданию книги она рассказывает о том, как поразило ее огромное количество сочувственных и благодарных откликов на ее автобиографию.

Действительно, в своем рассказе Элизабет себя отнюдь не пошалила. Мне ее записки вообще не показались интересной книгой. Успех в данном случае объясняется прежде всего узнаваемостью переживаний автора, их неожиданной типичностью для огромного числа ее сверстников. Оказалось, что в тихом городке Венатчи, штат Вашингтон, из двадцати одной тысячи жителей шестьсот принимали прозак, а всего в начале девяностых годов врачи США ежемесячно выписывали на прозак не менее миллиона рецептов.

И рецепты эти адресовались главным образом молодым людям: у тех, кто родился после 1955 года, шансы испытать депрессию были, по данным Американской ассоциации врачей, втрое больше, чем у поколения их дедушек и бабушек.

Лет тридцать назад я прочла прекрасный роман американской поэтессы Сильвии Платт «Под стеклянным колпаком», ничего не зная об авторе и ее судьбе. В 1963 году, через полгода после публикации этой книги, Сильвия Платт покончила с собой. Посмертные сборники стихов сделали ее имя широко известным. Роман Сильвии Платт — автобиографический; как и записки Элизабет Вюрцель, он открывает нам внутренний мир молодой женщины, страдающей от Депрессии. На этом сходство двух сочинений кончается. И вовсе не потому, что Сильвия Платт скромна и душевно обаятельна, а Элизабет агрессивна и истерична. Изменилось время.

Еще в конце пятидесятых годов отношение американского общества к депрессивному больному было совершенно иным, чем теперь. Контркультура и хиппи — все это появилось позже При жизни Сильвии Платт так называемое девиантное поведение (столь типичное для белой Элизабет Вюрцель), то есть алкоголь, массовое потребление «мягких» наркотиков, беспричинная агрессивность, душевная холодность, неспособность хоть как-то считаться с интересами и чувствами окружающих, еще считалось преимущественным уделом обитателей негритянских гетто.

Теперь в Америке проводится общенациональный день «Внимание, депрессия!», когда каждый желающий может обратиться к врачу в специально открытых по всей стране пунктах. Депрессия была наконец осознана как социальная болезнь, подобно тому, как в СССР социальной болезнью считался туберкулез легких. А это значит, что депрессивный больной получает в свое распоряжение набор стандартных возможностей выхода из положения, в котором он оказался, и ему обеспечен определенный уровень социальных гарантий.

Если инвалиды имеют пандусы для колясок и специальные туалеты, то депрессивные больные — программы реабилитации и гарантированное сочувствие сограждан. Хотя в рамках мифа об «американской мечте» граждане в целом обязаны чувствовать себя счастливыми, отдельный индивид имеет право быть другим И быть понятым именно В Качестве этого другого.

У нас положение близко к обратному: мы привычно несчастливы в целом и, как «бедные люди», готовы так и остаться в гоголевской «Шинели», но зато все вместе, равные в бедности и беде, задушевно безразличные в завивании горя веревочкой. А которые другие — они плохие. Эго они - наркоманы и психи.

Полноте. «Не спрашивай, по ком звонит колокол» — написал английский поэт Джон Донн еще в XVII веке. •

Валерия Шубина

В 1907 году профессор Ё. А. Богданов учредил первый комитет по акклиматизации животных и растений. Девяностолетию этого события посвящает автор свою маленькую мистерию с участием людей и животных.

На звучный пир в элизиум

туманный

Торжественно уносится вагон:

Павлиний крик и рокот

фортепьянный.

Я опоздал. Мне страшно.

Это — сон.

О. Мандельштам

В памяти каждого есть дом с привидениями — обиталище призраков. Кто- то знает о нем по книгам, а кто-то... Но тот, кому довелось побывать в таком доме, не слишком склонен распространяться: призраки не любят огласки... Проходит какое-то время, и сущий пустяк, например, какая-нибудь открытка с видом, отдаленно напоминающим странное место, попадается на глаза — этого довольно, чтобы столкнуть человека с его собственной тайной.

Дело было в глухом утачке на юге России, на берегу Донца. Я попала сюда с легкой руки одного человека — директора охотничьего хозяйства. Директора звали Борис Алексеевич Нечаев. Наше заочное знакомство насчитывало несколько писем, первое из которых было адресовано в газету, где я опубликовала свою вещицу о природе.

Я тронулась в путь, не слишком веря, что все в этих письмах правда.

«Такого вы нигде не увидите,— сообщал директор.— Лоси, олени, кабаны, косули... На каждом шагу! Куропатки, зайцы... Кругом! В лесу, камышах, степи! Дикие утки, фазаны — прямо во дворе. Лебеди гнездятся второй год под боком станицы. На озере уток — как на пруду в московском зоопарке. У рыбы тоже есть место, где можно спокойно резвиться, а не ждать, что тебя подорвут толом, подденут за жабры на стальной крючок или выловят капроновой сеткой».