Журнал «Знание-сила» - Знание-сила 1998 № 06(852)

К Германну, молодому мужчине, военному инженеру, возвращается архаическое суеверие. Есть замечательная работа у Лотмана: европейская цивилизация XVIII века (да и у нас тоже) была чрезвычайно увлечена проблемами рока, судьбы, счастливого случая, успеха, и все это пошло в литературу. Поскольку Небо было ликвидировано, пришло суеверие.

...В «Пиковой даме» действительно поставлены гигантские проблемы, экзистенциальные для человечества. Потому что тот тупик, в который уперся Германн, — тупик безумия, он в глобальном масштабе осуществился с нами. Это настоящее безумие. {3}

Борис Гребенщиков: — ...Относительно возможных трактовок «Пиковой дамы». Я не могу не вспомнить всем уже осточертевшее, но верное, по-моему, замечание Пикассо. Он не понимал, почему все пытаются понять его картины. Почему никто не хочет понять, как растет дерево. Вот растет дерево. Хорошо. Вас радует? Радует. Вот и картина. Есть она? Вас радует? Ну и хорошо. То же самое с Пушкиным. Есть «Пиковая дама». Отличная вещь. И она работает. На своем уровне. Она действует. Есть, конечно, и интересные игры с их разбором и анализом. Но это все же игры. {4}

А. Пушкин, «Пиковая дама»

— Вы можете, — продолжал Германн, — составить счастье моей жизни, и оно ничего не будет вам стоить: я знаю, что вы можете угадать три карты сряду...

Германн остановился. Графиня, казалось, поняла, чего от нее требовали; казалось, она искала слов для своего ответа.

— Это была шутка, — сказала она наконец, — клянусь вам! Это была шутка! •

1М.Алексеев. «Пушкин*. Л- Наука, 1972.

2Журнал «Другие берега». № I за 1992 год.

3Журнал «Другие берега». N? 1 за 1992 год.

4Журнал «Другие берега». N° I за 1992 год.

Разноязычие человечества остается и в конце двадцатого века величайшей загадкой. И это длится со времен сооружения Вавилонской башни. Многие задаются вопросом: а сколько же их, разных языков Земли? Считается, что их около шести тысяч, а пятнадцать веков назад было десять тысяч. Однако есть интересные данные о числе «отпрысков» мирового языка — английского.

В период колониальной Британской империи он распространился почти повсеместно, на нем говорят отдельные лица и целые континенты. Но большинству пользующихся им довольно далеко до королевского и даже народного. Вот и приходится местным жителям — аборигенам и заезжим морякам — на территории бывших колоний довольствоваться упрощенными вариантами английской речи, обычно называемыми пиджин, креольским или просто матросским наречием. И здесь существует такая цифра (по последним данным Лондонского университета): их насчитывается более пятисот с числом говорящих (лучше сказать, объясняющихся при помощи такого минимума) свыше ста миллионов человек.

Удивительно ли, что в Лондоне, ставшем столицей Англии еще при династии Тюдоров, а с образованием в 1714 году Соединенного Королевства — столицей самой империи, где никогда не заходило солнце, люди говорят на двухстах семидесяти пяти языках. Чем не современный Вавилон?

Сюда входят только источники опасности для жизни от индустриализации всех сфер человеческой деятельности. На первом месте этого перечня, составленного в США в расчете на душу населения, стоит, разумеется, автомобиль — «конь» современного американца. Риск попасть в аварию и не выйти из нее живым составляет три на десять в минус четвертой степени. Затем на порядок величины ниже следуют: падение с высоты, пожары и сильные ожоги, неумение плавать и выдерживать холодную воду, отравление химикалиями и токсичными веществами, неисцелимые огнестрельные ранения по неосторожности, травмы при работе на станочном оборудовании. Еще в десять раз реже в США такие инциденты: на водном транспорте, на воздушном транспорте (с небольшим уменьшением), от падения тяжелых предметов на человека, удар электрического тока, железнодорожные аварии. Наконец, крайне редко (десять случаев на сто миллионов жителей) происходит поражение молнией.

Рекордно низкий уровень летальных исходов вызывающе демонстрирует... пугающая всех радиация (а когда-то первые ученые- атомщики брали голыми руками уран). Так, в расчете на сто реакторов риск для жизни равен всего два на десять в минус десятой степени. Зто в сто тысяч раз меньше, чем для всех прочих причин в рейтинге, и в миллион — от риска автокатастрофы. Берегитесь автомобиля!

Коллаж Ю. Сарафанова

Сергей Алексеев

Даже формально клуб «Инклинги» нельзя считать чисто литературным. И входили в него не только литераторы (даже — не столько литераторы), и содержание клубных бесед оказывалось порой столь же теологическим, сколь и литературным. И все же в Великобритании этот клуб полагают литературным. Почему? По конечному результату, надо думать. Все-таки членами его были не кто-нибудь — Джон Рональд Толкин и Клайв Льюис. По правде говоря, почти вся история «Инклингов» являет собой историю отношений этих двух великих англичан.

Вначале, как известно, было Слово. С него и мы начнем.

Слово «Inkling» достаточно многозначно, чтобы послужить прекрасным названием для британского клуба. Во- первых, оно буквально переводится как «намек», что уже само по себе содержит некоторый элемент неоднозначности. Во-вторых, это слово можно рассматривать как производное от существительного Ink (чернила);тогда слово «инклинги» переводится примерно как «из чернильного рода»: намек на род занятий (не профессию?) части членов клуба — той самой, которая и принесла в конечном счете клубу всемирную славу.

Название — хорошо, но мало. Клуб — это еще и люди, его составляющие. Их может быть сколько угодно. Но начало клубу обычно дают те, кто в силах, во-первых, предложить привлекательную клубную идею, а во-вторых, способны сами ее воплощать (во всяком случае, на первых порах), наглядно демонстрируя свою идею окружающим, из которых потом и формируется клуб. Зачинателей обычно бывает мало.

Начало было чисто студенческим, и основал клуб студент — некто Тэнджи Лин, учившийся водном изоксфоряских колледжей. Клуб Лина (основанный в 1931 году) был обычным литературным клубом. На его заседаниях разбирались недописанные сочинения, но вскоре Лин окончил колледж, вышел из клуба, и, вероятно, «Инклинги» канули бы в безвестность, если бы постоянными членами клуба не стали тогдашние университетские преподаватели, в будущем всемирно известные писатели — Льюис и Толкин. И первую скрипку играл Льюис.