Журнал «Знание-сила» - Знание-сила 1998 № 06(852)

Мы все сотворены Богом, и потому неизбежно, что мифы, которые нами плетутся, хоть и содержат ошибки, все же позволяют нам увидеть и мелкие брызги истинного света, той извечной истины, что от Бога. Поистине, лишь созидая мифы и превращаясь тем самым во «вторичного творца», лишь выдумывая легенды, Человек может надеяться достичь того совершенства, какое он знал до своего Падения. Мифы, быть может, не слишком хорошие лоцманы, но они ведут, пусть даже кружным путем, в гавань истины, тогда как материалистический «прогресс» тянет в зияющую бездну и к Железной Короне зла».

Веру в унаследованную свыше правду мифологии Толкин поставил в центр своей писательской философии. Это кредо лежит в основе его «Сильмариллиона».

Льюис выслушал, как Дайсон другими словами подтвердил сказанное Толки ным, и произнес: «Вы хотите сказать, что история Христа — это просто истинный миф, воздействующий на нас, как и любой другой, но притом миф, который случился на самом деле? В таком случае я начинаю понимать».

Двенадцатью днями позже Льюис написал своему другу Артуру Гривзу: «Я только что перешел от веры в Бога к осознанной вере в Христа — в христианство. Долгий ночной разговор с Дайсоном и Толкиным подтолкнул меня к этому».

Именно так, на мой взгляд, и был сделан еще один шаг на пути к созданию того клуба, который впоследствии прославился под именем «Инклинги».

Льюис и Толкин продолжали часто встречаться. Толкин вслух читал другу отрывки из «Сильмариллиона», и Льюис уговаривал поднажать и закончить вещь. Позднее Толкин говорил о Льюисе так: «Я перед ним в неоплатном долгу и вовсе не по причине какого-то «влияния», как это обычно понимают, а из-за той мошной поддержки, какую он оказывал мне. В течение долгого времени он был моей публикой. Лишь он один убеждал меня в том, что моя писанина может быть чем- то большим, нежели обычное хобби».

Эти-то трое (хотя, я полагаю, Дайсон все же играл несколько подчиненную роль) и продолжили, казалось бы, обреченное дело «Инклингов».

Вообще говоря, «Инклинги» были не более (но и не менее) чем просто группой друзей: все — мужчины, христиане, как правило, увлекавшиеся литературой; никакой реальной системы членства в клубе не су шествовало. Некоторые из Инклингов присутствовали на заседаниях клуба более-менее регулярно, другие же были случайными гостями. Льюис являл собою ядро, без которого любое собрание казалось немыслимым. Помимо Льюиса (которого друзья звали Джек) и почти всегда присутствовавшего Толкина (прозывавшегося Толлерс), среди тех, кто посещал собрания клуба до и во время войны, были майор Уоррен Льюис (брат К.С.Льюиса, известен под именем Уорни), Р.Э.Хейуорд (оксфордский врач, лечил домашних Льюиса и Толкина), Хьюго Дайсон и друг Льюиса Оуэн Барфилд (следует, правда, заметить, что, будучи лондонским поверенным, Барфилд бывал на собраниях редко). Позднее к клубу присоединился единственный, кого можно было бы назвать литератором- профессионалом, — Чарльз Уильямс, о котором речь пойдет ниже.

Итак, как видим по составу участников, — вовсе не элитный литературный клуб. В начале тридцатых годов ни один из его членов не был профессиональным писателем. Хотя в юности Толкин возлагал некоторые надежды на доход от издания своих стихов, реальное денежное пополнение оказалось более чем скромным, и на него нельзя было даже существовать, не то что кормиться. Льюис в десятые—двадцатые годы также баловался стихами и тоже без особого результата. Впоследствии, когда и к Толкину, и к Льюису пришел действительный литературный успех (в 1938 — 1945 годах Льюис издал свою «Космическую трилогию», в 1937 году Толкин выпустил «Хоббита»), оба еще долго оставались на преподавательской работе. Иначе говоря, «Инклинги» всегда являли собою классический английский клуб любителей. Как это часто бывает в Англии, любители дали фору профессионалам.

Дело было полностью пущено на самотек. Действительно, трудно представить себе, чтобы еженедельно каждый из Инклингов обязательно приходил на собрание или присылал извинение за вынужденное отсутствие. Тем не менее имелись некоторые постоянные правила. Собирались обычно утром по вторникам в пабе «Орел и дитя» (известном под фамильярным названием «Птичка и малыш»); правда, во время войны, когда пива не хватало, а пивные были заполнены служилым людом, эта традиция не всегда соблюдалась. По четвергам же к девяти часам вечера приходили в большую гостиную Льюиса в колледже Магдалины. Подавался чай, раскуривались трубки, а затем Льюис громогласно вопрошал: «Ну, имеет кто-нибудь что-нибудь нам прочесть?» Кто-нибудь извлекал рукопись и начинал читать вслух. Это могли оказаться стихи, рассказ, глава. Далее следовал разбор: иногда хвалили, порой и ругали, поскольку взаимообожание в клубе не культивировалось. Чтение могло затянуться, а обсуждение в конце концов переходило в беседу общего характера. Иногда разгорались споры. Все собрание завершалось поздно ночью.

В конце тридцатых годов «Инклинги» занимали важное место в жизни Толкина. Его собственный вклад заключался, помимо прочего, в чтении не опубликованного еще в то время «Хоббита». В 1939 гопу, вскоре после начала войны, к группe присоединился еще один человек. Это был Чарльз Уильямс, труды которого, быть может, не слишком известны в нашей стране, — романист, поэт, теолог и критик. Он работал в лондонской конторе издательства «Оксфорд юниверсити пресс», и его вместе с остатком издательского персонала теперь перевели в Оксфорд. Мысли и труды Уильямса к тому времени уже получили признание и известность у определенного (правда, довольно узкого) круга читателей. С особым восторгом воспринимались так называемые духовные боевики — романы, повествующие о мистических и сверхъестественных событиях в мирском обрамлении. Льюис и раньше был знаком с Уильямсом и очень любил его, а с Толкиным они прежде виделись всего один-два раза и теперь быстро почувствовали взаимную симпатию.

Уильямс с его забавной физиономией (полуангельской, полуобезьяньей, как говаривал Льюис) был человеком совершенно не оксфордского стиля: синий костюм, сигарета, прыгающая во рту, свиток гранок под мышкой, завернутый в «Тайм энд Тайд», и вместе с тем — огромное природное обаяние. Двадцать лет спустя Толкин вспоминал: «Мы очень нравились друг другу и с большим удовольствием вели беседы (преимущественно в шутливых тонах)». Однако дальше следовало: «На более высоком уровне нам нечего было друг другу сказать». Возможно, причина подобной оценки крылась отчасти в том, что хотя Уильямс был в восторге от прочитанных на собраниях глав «Властелина Колец», Толкину книги Уильямса (по крайней мере те, что были представлены на заседаниях клуба) казались «совершенно чуждыми, а местами весьма безвкусными и даже смешными». Позднее Толкин писал, что на третьем романе из «Космической трилогии» Льюиса, «Мерзейшая мощь», явственно сказалось «подавляющее воздействие» Уильямса. Быть может, его суждения о самом Уильямсе или о месте его среди Инклингов не вполне объективны.