Журнал «Пионер» - Пионер, 1939 № 12 Декабрь

Богато одет Кахетинский хребет: грецкий орех, мощный дуб, клен величественный (он так и называется - величественный), крепкий бук - этот густой лес лохматой буркой укутал склоны. Там-то и есть настоящая охота. Горная антилопа (джейран), дикая кошка, кабан - вот «то манит смелого стрелка. Шакалы тоже не перевелись, даже забираются иногда зимой в колхозные дворы и курятники.

Но слава Кахетии - ее виноградники. И чем глубже врезается поезд в Алазанскую долину, тем шире ковер виноградников вокруг. Тысячи гектаров виноградников - это только очень издали похоже на «ковер». Вблизи шпалеры лоз скорее напоминают мохнатую изгородь.

- Цинандали! - певуче возвещает кондуктор.

Цинандали принадлежало семье Чавчавадзе. По преданию, здесь венчался Грибоедов с Ниной Чавчавадзе. Полуразрушенная часовня стоит над обрывом. Внизу лежит Алазанокая долина в пестром осеннем уборе.

Много лет спустя имение продали казне: надо было за огромные деньги выкупить одного из отпрысков Чавчавадзе, попавшего в плен к Шамилю.

Отпрыска выкупили, а имение стало царским.

Старик Алекси, тонкий и высокий. помнит старину. Он перевидал трех царей в этих стенах; он видел самое страшное: филлоксеру! Филоксера - виноградная вошь. Ничего не было для Кахетии страшнее филоксеры! Она появлялась внезапно, как смерч. Только не с неба, а ползком по земле. Это мириады микроскопических существ плотной серой пеленой окутывали виноградники. Гектар за гектаром. Когда филоксера исчезала, на земле торчали лишь остовы лоз. Так, перед войной 1914 года филоксера пожрала 25 тысяч гектаров винограда. Это было хуже чем разорение. Кроме голода филоксера сеяла в Кахетии панику и страх. Думали. что с ней нельзя бороться.

Все переменилось! В старом дворце вечерами раздаются голоса советских агрономов, приехавших на практику в совхоз. В пышных великокняжеских апартаментах расположилась экскурсия молодежи. Поют, пляшут под плеск ладоней, смеются так, что дрожат зеркальные окна.

Подвалы Цинандали - целый город под землей. Гигантские бочки, похожие на цистерны, уходят бесконечными рядами (вдаль из зала в зал.

Пожилой агроном добродушно шутит:

- Здесь мы растим вино. Да, мы, старые виноделы, считаем вино живым существом. Не верите? Но ведь оно так же, как живые существа, растет, стареет, умирает. У вина бывают свои болезни, свои капризы. Мы его лечим, выхаживаем, воспитываем. И свой срок жизни есть у каждого вина.

Он приводит примеры. Недолговечно «саперави» - красное вино - всего-то живет 5 - 6 лет. Коньяки и ликеры живут века.

В совхозных виноградниках хозяин - молодежь. Вдоль шпалер винограда движутся группы молодых людей. Румяные стройные парни, девушки в белых беретах, вооруженные инструментом для подрезки- Это ученики винодельческих техникумов. Они уроженцы местных сел и деревушек. Их матери и отцы жили в суеверном страхе перед филоксерой, их бабки говорили, что филоксера - бич божий. А дети иные. Они культивируют новый вид лозы: филоксероустойчивый, - закладывают тысячи гектаров новых виноградников. О филоксере не слышно больше в Кахетии.

Колхида

Чтоб ее понять, надо подняться на башню. Башня стоит на приморском бульваре. Внизу шумят вершины платанов и лип, которым много-много лет. Башня еще старее, крепче и выше; ее построили турки, когда город Поти был турецкой крепостью.

С высоты самой последней площадки башни головокружительный вид. На все четыре стороны. И со всех четырех сторон вода. Город Поти, как Венеция, стоит на воде. С одной стороны у него море, с другой - озеро Палеостом, с третьей - реки, с четвертой - каналы. Если можно назвать небо «пятой стороной», то и отсюда город может ждать в любой момент водяного обвала. Это только сейчас оно ласково и прозрачно синеет в осенней тишине…

Но бывает, особенно в начале лета, горизонт обкладывают тучи, тучи громоздятся над городом, прорываются яростным ливнем, потопом - трудно это назвать дождем… - толстые струи хлещут, реки вздуваются и пытаются выйти из берегов.

Мы оказали, «пытаются». Так говорить возможно стало лишь с тех пор, как большевики Грузии начали великое дело пересоздания Колхиды. Первое, что было сделано, - это обуздание рек, и это было сделать нелегко. Оказалось, что можно сравнительно быстро обвести валом непокорные реки Ингур, Кодор, Рион и речушки, несущиеся с гор, чтоб помешать их разливам во время летних тропических дождей и весенних паводков. Высокие валы обуздали их бег, впервые за много веков существования маленький город перестал бояться наводнений. Но дело-то ведь не в городе…

Колхида - это реки и низины, торфяные болота и заросли. Это песчаные дюны у моря, кустарники и ползучие растения, это дальше, к горизонту, дремучий, непроходимый бор. Всю ее, конечно, не охватить взглядом.

Колхидская низменность занимает четверть миллиона гектаров земля. Но какой земли? Если бы не болота, можно было бы сказать - земли сказочного плодородия, по исследованиям ученых, в два раза плодороднее египетских земель в устье Нила. Такова работа рек. Реки оплодотворили Колхиду, прежде чем разрушить ее тысячи лет назад.

Желт и мутен «отец» - Рион. Но он приносит в своих мутных волнах множество драгоценного ила и других питательных для растений и посевов веществ. Они оседают в почве. Так же работают реки Хоби, Натур, Кодор, Пичора.

И теплое солнце, и влажное дуновение моря, и мягкая зима - все это делает Колхиду равной Флориде, южной Японии и Китаю. Здесь прекрасно могут расти и растут чай, бамбук, мандарины. Только человеку не было житья в Колхиде. Человек в Колхиде пропадал. Его душили болота. Его посевы, скот и жилища смывало наводнением. Мингрельский крестьянин трудолюбив, сметлив, вынослив; он пробовал бороться. Он строился заново после разрушений. Отодвигался подальше от устьев опасных рек, поближе к лесу. Тогда его хватала малярия. И тут уж не было спасенья.

Можно прочесть в архивах бывшей городской думы: царский сборщик податей верхом на лошади по зыбкой лесной тропе пробирался в иингрельскую деревушку, откуда что-то давно не поступало податей, и видел пустые хижины, успевшие зарости лианами, скелеты людей, умерших от болотной лихорадки. Все живое бежало.

Разве люди Рионской низменности не умели обваловывать реки, строить каналы и раньше? Умели и пытались строить. Но это было все равно, что черпать море ложкой. Чтоб выжать всю огромную губку, именуемую Колхидой, нужен был единый узел гигантских, самых разнообразных работ. И они развернулись во второй сталинской пятилетке.