ПИОНЕР - Пионер, 1939 Октябрь 10

- А рыбка ваша где?

Я смутился, а он весело засмеялся.

- Врун ты, паренек! - сказал он. - Я вот тут рядом сидел, - показал концом удочки на густые кусты зеленеющей осоки, - за осокой. Ваши успехи видел и споры слыхал. Ловите вы плохо, рыбу только пугаете. Рыба умная, хитрая. Мелочь, ту еще обманешь, а большую - попробуй!… Домой идете? - вдруг спросил он. - Вам куда?

Мы показали.

- По пути нам, значит. Идемте вместе! - предложил он.

Мы согласились. Этот разговорчивый человек нам обоим понравился. А его симпатичное открытое лицо располагало к продолжению разговора.

- Ну, раз мы попутчики, - заговорил он, - то давайте знакомиться. Зовут меня Семеном Павловичем Павленко, работаю бригадиром в колхозе «Светлый путь».

Мы сказали, как зовут нас. Пожали друг другу руки. Его рука была крепкая, с короткими пальцами, жесткая от мозолей.

Втроем мы направились по узкой дорожке к деревне. Солнце давно скрылось, и на синеве потемневшего неба показался бледный рог месяца. Блекла заря, и зажигались первые звезды. Ночь окутывала землю быстро и незаметно. Воздух казался вкусным от свежего лесного ветерка, от запаха высыхающего сена, от поднявшегося над рекой тумана. Всем нам троим дышалось легко, свободно. За разговором не заметили, как подошли к деревне.

- Вот и мой двор! - неожиданно, как и в первый раз, сказал Семен Павлович. - А не зайдете ли вы ко мне, ребята? Познакомитесь с моим сыном. Он рад вам будет. Пойдемте!

Нам с Геней давно уже хотелось подружиться с местными ребятами, и мы, конечно, с радостью согласились.

Перепрыгнув через перелаз, мы пошли узенькой, едва видимой дорожкой, ведущей через огород к дому. Ступать приходилось осторожно, чтобы не растоптать огурцов и помидоров или не споткнуться о большие желтобрюхие тыквы. Впереди белели стены дома Семена Павловича. В небольших завешенных окнах горел яркий электрический свет.

Оставив на дворе удочки, мы вошли в дом.

Навстречу нам вышли жена и сын Семена Павловича.

- Мотя, гости к нам! Принимай! - потом обратился к сыну: - К тебе специально, Ванюха! Знакомьтесь: сынаша мой, жена - Мотя Ивановна!

Ваня на самом деле обрадовался нам. Да и мы ему тоже. Поздоровавшись, мы сразу разговорились и через несколько минут были уже друзьями. Оказалось, что мы ровесники и даже одноклассники.

Мы уже рассказывали Ване о своем городе, когда до сих пор молчавшая Матрена Ивановна заговорила:

- Эх, и голова же у тебя, Семен! Принес вчера на пробу два арбуза и забыл. Угости ими ребят.

Мы было начали отказываться от угощения, но Матрена Ивановна перебила нас:

- Где же это видано, чтобы не угостить?!

И Семен Павлович, не слушая нас, пошел за арбузами. Мы опять разговори- лись.

Под первым нажимом ножа арбуз треснул и через мгновение лежал перед нами разрезанный умелой рукой.

- Вот так арбуз! - отряхивая с рубашки семечки, весело проговорил Семен Павлович.

И действительно, один вид его: красный, с белыми сахаристыми жилками, с мелкими коричневатыми семечками - привлекал к столу.

- Ешьте, хлопцы!

Мы дружно принялись уплетать.

А Семен Павлович, как будто что-то вспомнив, улыбнулся и сказал, обращаясь к Ване и Матрене Ивановне:

- Вы-то уже знаете, а вот ребятам я обязательно расскажу, раз уж такой случай подвернулся. Пусть послушают, посмеются.

Мы не знали, о чем Семен Павлович хочет нам рассказать, и уже приготовились слушать.

- Один раз таким арбузом я жизнь спас себе и двоим своим товарищам, С тех пор часто вспоминаю этот случай, В девятнадцатом году это было, - начал Семен Павлович. - К концу лето было. Как раз тогда банды Деникина оттеснили нашу молодую и плохо вооруженную Красную Армию от степей Украины и начали наступать на Москву. Им тогда красноармейцы здорово под Орлом шею набили, а гнали потом до самого моря.

Так вот. Когда отступили наши, я дома, тут находился. Ранен был в бок.

Утром ушли красные, а к вечеру ворвались с диким гиканьем деникинцы. Поднялась по всей деревне кутерьма. Крики, выстрелы, грабежи. До утра полыхали пожары.

На другой день деникинцы ушли даль-ше, а в деревне оставили сотню казаков для «наведения порядков». Ну и навели же они «порядочки»! Любые бандиты позавидовать могли.

Наши кулаки с ними заодно были, Пьянку такую затеяли, что самогонка ведрами полилась. А сами тем временем офицерью в уши напевают: такой, мол, в комитете бедноты был, и такой-то, и такой-то, а тот - большевик, а другой за большевиков. Начались кровавые расправы. Карпа Гавриленко повесили, многих расстреляли, а половину деревни, гады, шомполами перепороли.

Позабирали все, чего не успели спрятать. Многие не вытерпели издевательств; убежали в лес. Тут пошли слухи о партизанах.

Обо мне сначала не знали, что я в деревне остался, думали, с красными ушел. А я в сарае, в соломе полусгнившей, позапрошлогодней, прятался. Пришли грабить - одной соломы не взяли. Поджечь хотели - сырая была.

На восьмой день, на рассвете, прибегают ко мне два товарища, оба такие же бедняки, как и я. Разыскивали их здорово.

- Пронюхали, твари, что ты здесь, - говорят. - С минуты на минуту с обыском могут нагрянуть. Надо убегать.

И хотя я еще не совсем поправился, пришлось быстро собраться и уйти. Даже оружия не успел с собой захватить: слишком далеко оно у меня запрятано было. Убежали… И вовремя. Только мы успели спрятаться в лозняке, как на мой двор влетело несколько пьяных деникин-цев.

Чтобы попасть в лес, нужно всю деревню пройти, а как ее перейдешь, когда кругом деникинцы шныряют? Мы пошли через бор в поле.

Идем бахчой нашего богатея местного. Дай, думаем, сорвем арбузишко. Съели пару, а один, вот такой черный, я с собой захватил.

На день мы решили скрыться в густом сосновом молодняке, а вечером перебраться через реку в лес к партизанам.

Идем к молодняку, дороги сторонимся. И уже мы были у молодняка и чувствовали себя в полной безопасности, как из него вдруг выскочили четыре деникинца и закричали нам:

- Стой! Руки вверх!

Это было так неожиданно, что мы растерялись. Что можно было сделать нам против четырех, хорошо вооруженных деникинцев?

И вдруг в один момент, когда я уже поднимал руки вверх, в голову мне пришла отчаянная мысль… - Семен Павлович обвел нас своими пылающими от воспоминаний глазами. - Я крепко сжал обеими руками завернутый в гимнастерку арбуз (в тот день было жарко, и я снял ее, чтобы легче было идти), занес его над головой и грозно крикнул: