Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2020

…Да, понятен посыл, и отрадна идея.
Отчего же мне жаль старика Зеведея?

Если тополь за окном,
Ничего не надо боле.
С ним – без муки и без боли
За оконный окоём

Можно кануть. Голубой,
Безсловесный, безпечальный,
Глубиною изначальной
Он врачует нас с тобой.

Трепет, ропот. Лист и ветвь.
Ничего в нём больше нету —
О покое два завета:
Тихий звук и слабый свет.

Плат – заплата на заплате
У него, но ты не плачь.
Мы за счастье не заплатим:
Тополь – царь, а не палач.

Тополь – плот, и тополь – поле.
Пальцы слепятся в щепоть.
Гул целебный, дар тополий
Единяет дух и плоть.

Это – я ль? А это – ты ли?
Явь? Или её испод?
Волны света золотые.
Тополь. Воля. Путь. Господь.

Когда пространство ополчится
и горечь претворится в ночь,
грядет тамбовская волчица —
одна – товарищу помочь.

И на рассерженны просторы,
где дух возмездья не зачах,
но искорёженны которы,
глядит с решимостью в очах.

Гнетёт серебряные брови
и дыбит огненную шерсть,
и слово, полное любови,
в ней пробуждается как весть.

«Почто, безпечный мой товарищ,
ты был расслаблен, вял и снул!
Покуда тварь не отоваришь,
не размыкай железных скул!

Сжимай – до вражьего издоха —
любви победные клыки!»
Кровава хворая эпоха,
но лапы верные – легки.

Всё происходит именно тогда
Когда не происходит ничего
Из глаз бежит весёлая вода
И горний свет ложится на чело

И счастье обнимает – как беда
И с этим не поделать ничего
Слабеющие губы шепчут «да»
Молчи не говори мне ничего

Не ведать и не видеть ничего
К щеке живой далёкая щека
На миг приникла будто на века
Чего ж ещё? Не надо ничего

Превыше – быть не может ничего
Для каждого попавшего сюда
Свет с Темью разделяет лишь слюда
И больше между ними – ничего

Ты плачешь? Успокойся, ничего,
Нет разницы меж «ныне» и «всегда»
Всё будет непременно и тогда
Когда уже не будет ничего

Сын по скайпу показывает ему пятимесячного внука.
Внук, солнечный малый, лыбится и пищит.
Он говорит сыну: «Какой смешной глазастый пищун!».

Дочь по скайпу показывает ему его собаку.
Та сопит, кладет башку на лапу и глубоко задумывается.
Он говорит дочери: «За эти три года она еще больше стала
походить на тюленя. И пятачок у неё поседел».

Жена по скайпу показывает ему большие сливы из их сада.
«Ты в новой красивой блузе, тебе идёт, – говорит он жене. – Сладкие?»
«Да, очень», – отвечает жена.

Ведро воды из сердца набери
Пока на дне мерцают фонари,
Сочатся вакуоли авокадо.
Осталось мало, но не в этом суть
Подняться чуть, потом спуститься чуть,
А на двоих уже не хватит яда.
Останься на ступеньках, посмотри,
Пока огонь вращается внутри
И крутятся знакомые квадраты.
Иголка ли споткнется на ребре,
Улыбка ли на тонком серебре
Мелькнет и разобьется о когда-то.
Вода уйдет, впитается в песок.
Знакомое лицо наискосок
Порвется как ненужная бумажка.
В проделанную дырку на ремне
Привидится когда-нибудь не мне
Про «нарисуй мне гробик для барашка».

В этой жизни надо как-то жить.
В этой жизни надо как-то смерть.
Но куда ни выберешь смотреть —
всюду виновато государство.
Ходят крысы утром по Тверской,
ходят люди, мучаясь тоской,
ходят тетки с надписью такой:
«Помогите сыну на лекарство».

У стены «Макдональдса» стоит
Улыбаясь, модный инвалид.
У него обрубок от ноги,
В левом ухе у него сережка.
У него написано вот так:
«Помогите
на
бигмак»
Люди смотрят, замедляют шаг,
И дают немножко.

Вот слепая девочка поет,
только ей никто не подает
(потому что выберет народ
инвалида, чтоб свалил отсюда).
Потому что, если не фигня,
из бигмака вырастет ступня:
вот сейчас посередине дня
Будет чудо.