Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2020

Тот «блажен, кто смолоду был молод»,
классика словами говоря,
перед нами был нерусский город,
шифер крыш и звёзды января…

Вспышка зажигалки, сигарета,
скомканный волненьем разговор —
ты совсем с другого факультета,
у тебя неотразимый взор.

Пусть потом раздоры и проклятья,
и развод в финале через суд,
помню это первое объятье,
корпус общежитья, институт.

Зря ты губы прячешь в полушалок,
ведь рука твоя в моей руке…
Звёзды – это вспышки зажигалок,
что в небесной светятся реке.

Грачи прилетели, слыхали?
Египетский кончился плен,
и скоро очистятся дали —
земля заждалась перемен!
Осталось немного, немного,
ускорился времени бег —
зернистый и грязный от смога
в агонии корчится снег.

Птичий посвист, птичьи трели,
травок всходы первые —
предпасхальная неделя,
воскресенье вербное.

Солнце светит сквозь березки,
лампою без цоколя,
осыпаются сережки
красненькие с тополя.

В кружке пиво разливное
молодецки пенится…
Голубое-голубое
небо.
Аж не верится…

Шёл домой, мне навстречу сквозь города гул
местный житель, собачка с ним рядом —
я в глаза проходящей собаке взглянул,
и она мне ответила взглядом.
Столько было приятья во взгляде у ней,
столько грации вместе с респектом…
Человеки, владельцы домашних зверей,
не кичитесь своим интеллектом!

«Весна, и все опять впервые»,
и все неведомо пока,
опять как бабы снеговые
плывут над лесом облака.
Сосед наш сруб проконопатил,
кроты буравят суходол,
опять вблизи участка дятел
долбит, долбит еловый ствол.
Стучит, как молот по стамеске…
Замри и оглядись кругом:
опять в весеннем перелеске
стоят березки нагишом.

Откуда в этих буднях столько света,
что золотятся листья на лету?
И тают дни, как тлеет сигарета
при вдохе у курильщика во рту.
А утром солнце в дымке конопато,
но жарит так, что плавиться смоле!
И радость дня – курчавятся опята
на рухнувшем березовом стволе.
Мой день таким наполнен интересом!
Но чуток слух, как палец на курке…
А облака опять плывут над лесом,
как льдины по разлившейся реке.

Не помню день, не помню год:
весна, людское оживленье —
там, где подземный переход,
я жду, как ждут Богоявленья —
напрасно, не придет она!
Но я надеюсь, верю слепо,
и вот стою на Ногина,
гляжу в безоблачное небо…

Как входил на бульвар Чистопрудный
с Грибоедовым возле метро,
суматошный, и шумный, и людный,
до сих пор вспоминаю тепло.

Может быть, и сегодня «не вечер»,
но уже не пойду вдоль пруда,
где с любезной собачницей встречи,
каждый день назначались тогда.

Меж бульваром и стенами заданий
пробирался сквозь пробки трамвай,
по утрам от собачьих собраний,
нёсся в город восторженный лай.

Здесь и в нарды, и в шашки играли,
летом пьяные лезли в фонтан —
их оттуда менты доставали —
вот такой здесь бывал балаган.

Не какие-то там пустолайки —
с лабрадором играл лабрадор,
видя, как их хозяин с хозяйкой
задушевный ведут разговор…

Жара, ворвавшись на бульвар,
не пощадила Грибоедова —
идет от памятника жар,
а в серый день сюда приеду ли?

По лбу течёт и по щекам,
и уж не спрячешься под липами,
прохожих говор, птичий гам —
с виденьями полузабытыми.

Дорожка вновь к пруду ведет —
на полпути фонтан заплаканный —
здесь мы с тобой из года в год
гуляли с рослыми собаками.

Ну, а зимою на пруду
ледком затягивались проруби…
Зачем сейчас к нему иду,
и из-под ног взлетают голуби?

Та жизнь теперь так далека,
а, может, ничего и не было?..
Целуются два голубка
на голове у Грибоедова.

Отхлебнув мартини бьянко,
различаю плеск вовне…
Может быть, венецианка
улыбнется завтра мне?
А пока что ночь в отеле —
слышу, лампу погасив,
как струится Брента к цели,
чтобы влить себя в залив.

Пушкин пел когда-то Бренту…
Погружая в дрёмы бред,
память крутит киноленту
пролетевших дней и лет.
Лента старая, в обрывах,
иногда не ясен фон…
В плеске волн и переливах
Брента в мой впадает сон.

Когда безмерно надоели
струй дождевых в окне штрихи,
и в бочку, как весной капели,
вода стекает со стрехи,
и всё не в рифму, всё некстати —
как шахматист сказал бы, пат! —
и целый день сидишь в халате —
в щетине щёки и космат,
уже ничьи не в радость лица,
ни серость пасмурная дня,
и на террасе к половице
прилипла клена пятерня.

С погодой уж не светит в августе,
и лето можно взять в кавычки,
и осень подступает, крадучись,
как рыжий кот к беспечной птичке.
И лип слегка размыты контуры,
когда, идя к своей тойоте,
вдруг замечаешь листья жёлтые
под щётками и на капоте.
И у бордюра их немерено,
и замирает ретивое,
хотя вокруг еще всё зелено,
а небо ясное такое…

О Фонтенбло! Красивый звук —
он ведь и вам встречался где-то…
Предчувствуя кончину лета,
по потолку ползет паук,
с веранды вид подобен раю:
сентябрь – и сухо и тепло…
Причем тут, спросят, Фонтенбло?
Вам не скажу, хотя и знаю.