Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2020

И на этом участке планеты дожить до рассвета,
и найти себе место под крышей и солнцем в виду
раскуроченных урн, и дожить до весны и до лета,
и в тетрадку писать, и не тронуться в этом аду.

И стоять на своём, и пустить в это месиво корни,
и врасти, а потом зацвести и налиться плодом,
ибо поезд ушёл в небеса и свистки его горни,
но остался вокзал, на котором написано: «Дом».

Мы не поедем в Царское Село:
Все лицеисты пущены в расход,
Обломки лиры снегом занесло,
Отчалил философский пароход
И растворился в дымке голубой,
Ну, а народ – о чём ты, Бог с тобой.

Изъяты книги из библиотек
И сожжены, и вылинял, поблек
Всяк сущий в нём язык, и вот уж век
России нет. Но гиблые места,
Но мачты лучевидные стропил
Без плотников, церквушка без креста,
В грязи – из веток ивовых настил
И синяя оленья немота
Весны, и то течение светил
Над мерзлотой, над вечной
мерзлотой…

И всё пресуществляется в Дары:
Вино и хлеб, и игры детворы.
России нет. Но дискос золотой,
Но Чаша, свет, струящийся в ночи,
Его прямоходящие лучи…

Занявшийся сиянием перегной,
Себя я в этой бездне разместил,
Идя сквозь виноградник Твой
больной
И видя сны, где снег со дна могил
Ещё блестит под северной луной.

На дворе сыропустной седмицы канун
И лохмотья блестят на осях лучевых
По окрестным дворам в облаках кучевых
Словно лебедь Горация лебедь-кликун
Пропуская сквозь прутья морозный озон
Протрубив разорвался на лезвия струн
В бесконвойный рассыпался звон
Копошится у мусорных баков изгой
И как мытарь тряпье твое ветер-хамсин
Ворошит на холме за стеной городской
И горит распускаясь в ночи керосин
Шелестит накрывая тебя с головой

Был в Одессе ресторан Сальери,
а напротив Моцарт был отель.
Оба эти здания сгорели.
Всё сгорело. Город весь сгорел.

Как Одесса оперная пела,
как над морем голос тот летел.
Человечки слеплены из пепла.
Ходят в гости, делают детей.

Не пойми с какого интереса
всё хотят поговорить со мной.
Мне приходят письма из Одессы,
а в конвертах пепел рассыпной.

Там сгорают прежде чем родиться,
не успев построить, сносят дом.
Кормят по новейшей из традиций
щукой, фаршированной огнем.

Пишут мне: здесь нет и тени ада,
круглый год акация цветёт.
Моцарт не страшится больше яда
и в Сальери целит огнемёт.

Китайский деспот Цинь Шихуанди
Во Втором веке до нашей эры
Повелел сжечь все умные книги
И закопать в землю живьем ученых и поэтов
А в своей гробнице
Спрятал в засаде
Армию терракотовых воинов
На случай, если народ поумнеет.
Но по прошествии времени
Всю эту премудрость книжную восстановили
Те кто помнил наизусть эти книги
И приснился мне глиняный страшный сон
Что глиняные солдаты деспота
Пошли в наш век Двадцать первый
Незримым шелковым чайным глиняным путем
По уже открытым Памирам и Уралам
На нашу русскую землю
Чтобы закрыть наши русские книги
И зарыть в нашу русскую землю
Всех кто еще способен думать
Но шли они, как оказалось, напрасно,
Ибо все это уже сделали
Простые русские
Современные деревянные матрешки
И простые русские
Глиняные детские свистульки.
И некому восстановить нашу мудрость
Поскольку никто
Ничего не запомнил

Ажурного дня собирается пена
у леса Верлена, у поля Верлена,
у синей избушки в седых камышах.
А ты не умеешь землицей шуршать.

А ты не умеешь похрустывать сердцем.
Не тронь колокольцы, им видится Герцен.
Они научились звонить ни о ком,
как будто в небесный стучатся райком.

Всё пенится, мнится, кряхтит, остается
синицей во рту, журавлем у колодца,
а ты посторонним киваешь во мгле.
Какие все мёртвые, милый Верлен.

Вон на том берегу косеньком,
Где теплеет в ряске река,
Вымывались дружными веснами
Грузные объемы песка.

Но и там, как водится, высилась
Среднего размера сосна.
Знала ли она, что на выселках?
Ведала ль о боре она?

Вся ее сосновая гордость
Уходила в соты коры,
Мне же в них мерещились кости
Ящеров былинной поры.

Мы вбивали в эти чешуины
Два свирепых гладких крюка,
Ладили "тарзанки", и жмурилась,
Обмирая в струях, река.

И тот берег паводки грабили,
Что пираты южных широт,
Подрезали плавными гранями
Ласковый песчаный живот.

Но сосна не вскоре обрушилась,
Лишь тянулась мягко ко дну,
Словно с хвойной кротостью слушала
Ту свою большую волну.

И вошла в нее королевишной,
Каравельной мачтой легла.
Ну а что с того вихрю вешнему?
Мало ль он мотает бревна?

Вон на том берегу косеньком
Вижу я ее силуэт.
Осенями, зимами, веснами,
Не скажу тебе, сколько лет.

«Кто-то ее раньше ведь выдумал», —
Думаю порой на ходу,
И не просто – в сердце мне вырубил.
Только лишь на грусть-на беду?

И у той обрывистой млечности,
На краю последнего сна,
Так ли мы войдем в свое Вечное,
Как спустилась в реку сосна?

плетут
властвуют
испражняются

пронизывают
похотствуют

сделаны из стихий
действуешь в стихиях
действуешь в единстве стихий

властвуешь властвующими
властвуешь во властвующих

любовь Бога – водопады, реки
Бог рассеял моих врагов, поубивал
плясали медленно, как вылеченные калеки
Гризим, Гевал
в концерт на радостях, женщины пели песни
украшенные другими
а я был спрятан в тёмном зале
лучше бы не теряли в Рувиме
интересней
если б ноздрями дыша, заржали
так я скучал

Бурно работают электростанции,
Вахту несут на морях моряки,
А на параде на верной дистанции
Движутся стройные наши полки.