Виктор Лаврентьев - Человек и глобус

Б а р м и н. Оснований больше чем достаточно. Не хочешь, да загуляешь. Весна. Победа. Тризна.

Г р и ш а н к о в. А чего же расположились тут? Хоромы не нравятся?

Б а р м и н. Не глянутся. Пахнет там не по-нашенски. Буржуазией пахнет. Противно.

Г р и ш а н к о в. А как дело?

Б а р м и н. Сейчас мои спутники, вон в той вилле, заканчивают составление документов, которые я подпишу с огромнейшим удовольствием. Даже этакую лихую завитушку поставлю от радости. (Сухо, деловито.) Утверждаю, страхи оказались напрасны. Убедился во всем сам, своими глазами и руками. Немцы, по сути, даже близко не подошли к атомной бомбе. Застряли на замедлителе нейтронов. Не сумев получить чистого графита, разуверились в нем, а тяжелой воды не припасли. Сверхсекретное оружие оказалось блефом. Рады?

Г р и ш а н к о в. Нет.

Б а р м и н. Черт знает что такое! Иван Афанасьевич, так нельзя.

Г р и ш а н к о в. Союзники…

Б а р м и н. Кассандра!..

Г р и ш а н к о в. Они вряд ли откажутся от своей сокровенной цели — уничтожения коммунизма. И они могут попробовать это сделать, потому что из этой войны выходят с меньшими потерями, чем мы. А имея новое оружие, они обязательно захотят диктовать свои условия.

Б а р м и н. Иван Афанасьевич, побойтесь бога! Ведь пока мы с ними говорим, гибнут не только наши солдаты, но и американские и английские.

Г р и ш а н к о в. Гибнут.

Б а р м и н. Так не кощунствуйте. Извините.

Г р и ш а н к о в. Ничего. Обязан быть толстокожим. В Тегеране они молчали. В Ялте — ни единого слова. По рассеянности забыли?

Б а р м и н. А если им нечего было сказать? Понимаете — нечего. Ну вот как есть нечего. Не получилось. Еще не сделали. Вот у немцев же оказался пшик. А ведь головы.

Г р и ш а н к о в. В чем вы хотите меня убедить?

Б а р м и н. В миролюбии ученых.

Д о р о х о в приносит бокал и бутылку. Но его не замечают.

Г р и ш а н к о в. Где-то в самом ближайшем времени, думаю, снова соберется Большая Тройка. Возможно, где-нибудь здесь. В Германии. Предлагаю вам поездку в качестве эксперта. На всякий случай.

Б а р м и н. Поеду с огромной радостью. Если они честны до конца, во что я верю, с их стороны тогда тоже должны приехать ученые.

Г р и ш а н к о в. Не исключено.

Б а р м и н. Могут быть очень интересные встречи. Если приедут Ферми, Оппенгеймер или Кокрофт. Четыре года никаких связей. Заманчиво.

Г р и ш а н к о в. Дай бог, дай бог… И за коктейлем святые буржуазные ученые открывают святому советскому ученому все свои достижения, расчеты, выкладки. И вы их вместе предадите огню и выкурите «трубку мира».

Б а р м и н. Лично я с любой минуты готов бросить работы над бомбой.

Г р и ш а н к о в. Вот в это я верю. И побаиваюсь ваших взрывов, припадков идеализма. Извините.

Б а р м и н. Вы свои слова помните? Те, что были сказаны при моем назначении?

Г р и ш а н к о в. Помню.

Б а р м и н. А как, если я возьму да и потребую их выполнения?

Г р и ш а н к о в. Откажу. Что бы ни попросили. Откажу.

Б а р м и н. Иван Афанасьевич, ведь мы говорили не о сегодняшнем, не о завтрашнем дне, а о событиях, которые растяжимы на десятилетия.

Г р и ш а н к о в. Откажу. Давайте, куда ни шло, и я выпью. Ага. Французский коньяк? Трофеи? Спасибо, Родион Васильевич. Выпью не вообще, не только за нашу победу, а за тех, для кого войны никогда не кончаются. Ваше здоровье, Георгий Петрович…

Б а р м и н. Кассандра.

З а т е м н е н и е.

Потсдам. 22 июля 1945 года. Перед началом утреннего заседания Конференции руководителей трех великих держав.

Т р у м э н и Ч е р ч и л л ь вдвоем.

Ч е р ч и л л ь. Я позволю себе сказать, что вы несколько уступчивы по отношению к русским, к их требованиям. В частности, в вопросе о западных границах Польши.

Т р у м э н. Я читал документы Тегеранской и Ялтинской конференций, отлично помню, что там было записано. Вы считали, что Польша может продвинуться на запад, и если она при этом наступит кое-где на ногу Германии, то ничего не поделаешь. Вы тогда не возражали против отделения от Германии Восточной Пруссии. Разве это не ваши слова?

Ч е р ч и л л ь. Времена изменились.

Т р у м э н. Но документы остались.

Ч е р ч и л л ь. Я не отказываюсь от своих слов, сказанных тогда. Польша должна ослабить Германию, но укрепиться против России. Но какая Польша? Конечно, не та, какую хочет Сталин. Во главе с Берутом.

Т р у м э н. Вы хотите Польшу во главе с господином Миколайчиком?

Ч е р ч и л л ь. Прошу не забывать, что мы объявили войну Гитлеру, когда он напал на Польшу. Поэтому ее послевоенная судьба касается нашего престижа.

Т р у м э н. Вы не хотите сильную Германию. Но сильная Польша не по вашему рецепту вас тоже не устраивает. Чрезвычайно усложненная ситуация. Вопрос о западных границах Польши обсуждается на каждом заседании, и конца этому не видно.

Ч е р ч и л л ь. Конец должен быть. Положение серьезное. Русский солдат в центре Европы — это вам не страничка из Коммунистического манифеста, а нечто более страшное.

Т р у м э н. Берлин взят русскими, и мы сидим с вами в Потсдаме, по сути, окруженные русскими войсками, шагнувшими далеко на запад. Дальше, чем мы могли предполагать.

Ч е р ч и л л ь. Пора стукнуть кулаком. У нас появилось новое могучее оружие. Это новый решающий фактор. Во имя наших союзнических интересов вы должны им воспользоваться.

Т р у м э н. В Аламогордо взорвана первая и пока единственная, как мне сказали, бомба. Скоро будут еще две. Мы их намерены использовать против Японии. Нам надо закончить войну в бассейне Тихого океана, где гибнут американские солдаты, развязать себе руки для Европы, для выполнения нашей особой миссии.

Ч е р ч и л л ь. Пусть бомбы упадут на другие объекты.

Т р у м э н. Сейчас все симпатии народов на стороне России. Мы сражались с ней вместе под одним флагом. Этого нельзя не учитывать. Наши солдаты братались с русскими на Эльбе. (Пауза.) Вы убеждены, что на предстоящих выборах вы останетесь у власти и через несколько дней вернетесь в Потсдам вновь избранным премьер-министром?

Ч е р ч и л л ь. Политика Англии не изменяется от смены премьера.

Т р у м э н. Я понял вас. Благодарю. Я намерен сегодня сказать Сталину о нашем новом оружии. Мои слова подкрепят взрывы бомб над Японией. Он должен будет понять, что это означает. По словам Стимсона, русским понадобится самое меньшее двадцать лет, чтобы сравняться с нами. За этот срок могут и должны измениться симпатии народов и, вероятно, политическая карта Европы. Итак, вы не станете возражать против информации Сталина про атомное оружие?

Ч е р ч и л л ь. Я возьму на себя смелость от имени правительства его величества согласиться с вашим решением. Между союзниками-победителями не должно быть секретов.