Виктор Лаврентьев - Человек и глобус

Л ю б о ч к а (греясь возле печки) . Что сделал Гладышев?

М и х е й. Поговорили по душам о старых делах… значит… про всякое. Посмотришь назад и не возьмешь в толк: или это быль, или небыль какая прожита? Говори лучше про свое, про новое. Чем порадуешь?

Л ю б о ч к а. Сейчас расскажу… Вот я слыхала, что прежде были дети, которых называли беззаконными. Правда?

М и х е й (растерявшись) . Вообще… значит… мало ли что было…

Л ю б о ч к а. Не надо, не вспоминай… Слушай. (Пауза.) Через несколько лет мы будем жить прямо в сказочном городе… Тебе не снятся красивые, солнечные города?

М и х е й. Разве упомнишь. Вроде случалось.

Входят Е л е н а И в а н о в н а и О л ь г а.

Е л е н а. Выгнал заказчика…

М и х е й. Не мешай, мать. (Любочке.) Так, так. Предположим…

Елена Ивановна садится к столу. Ольга на цыпочках проходит в комнату.

Л ю б о ч к а. Вообразил? Так вот, в нашем городе скоро исчезнут халупки, кривые и грязные улицы. Красивые, красивые здания из стекла и железа встанут над рекой. От берега к берегу шагнут, точно из кружев, мосты. На широких проспектах будет много необычных деревьев, невиданных цветов. Люди станут чувствовать себя так, словно они живут в саду, а там, — ты только послушай, дедушка, — где бойня и мельница, построят огромный завод. По утрам, не дожидаясь гудка, люди будут спешить на работу, радостную, душевную, как ты говоришь. Да-да! Верь, дедушка, верь! В городе появятся трамваи, автомобили, а в домах всегда будет тепло, каждую ночь ярко будет гореть электричество. Другим, совсем другим станет наш город. Об этом нам сегодня в школе рассказывали. Я шла домой и прямо видела, где что появится, и мечтала, кем я буду, и не могла придумать… А ты, конечно, станешь каким-нибудь большим мастером. Ведь для тебя столько работы найдется…

Е л е н а. Найдется…

М и х е й. В сказке… Чтоб такое совершить, не одну тысячу лет надо…

Л ю б о ч к а. Тысячу лет?!

Е л е н а. Всем миром возьмутся — вот и сделают. Не спорь, Михей.

М и х е й. Тут и умом нечего раскидывать — заговорились твои учителя. Вы думаете, тяп-ляп — и все готово? Сколько одних кровельщиков надо? Подумали? А где их взять? А где взять железо? Железа-то нет. Печку сделать — и то с крыши листы отдирай. Говорят, сами не зная чего.

Л ю б о ч к а. Знают. Для этого мы будем много, много работать. Засучим рукава, поплюем на ладони — ну, держись…

М и х е й. Посмотрим, посмотрим. Может, на старости лет, и верно, поработаю по-настоящему… Дотянуть бы… Чем жизнь-то надо кончать? Не крестом на могиле, а чтобы и через сто лет твою работу видели да хвалили.

Л ю б о ч к а (обнимая Елену) . Зачем я, бабушка, родилась так поздно, и еще девочкой?.. Как бы я могла строить или драться с врагом! (Подбегает к вешалке, мигом надевает чью-то тужурочку.) Вот так уходили на фронт. (Выбегает в соседнюю комнату.)

Е л е н а (улыбаясь) . Совсем ожила… Играет…

М и х е й. Отец из нее какую-то там спартанку растил. Чтоб забот поменьше… Что из нее дальше получится — не девка, не парень…

Л ю б о ч к а (появляясь в дверях; на ней «богатырка», через плечо ремень шашки) . И вот раздается команда: «За власть Советов — вперед! В атаку!» (Выхватив клинок, рубит им воздух.) Вперед, красные орлы! Победа за нами…

М и х е й (хватает кочережку) . Клади саблю! Разве можно чужое оружие трогать!.. Вот задам тебе…

Л ю б о ч к а (ловко вбрасывает клинок в ножны) . Алексей Семенович мне разрешил… Он мне сам показывал, как надо рубить…

М и х е й (оставив кочережку, подходит к внучке, снимает с нее шашку) . Додумалась… Герой в юбке! Я вот скажу Алексею Семеновичу, чтобы он поменьше при тебе о походах да битвах вспоминал… Подружились, храбрецы. Узнала, как со смертью шутить?

Е л е н а. Не строжись, Михей.

Л ю б о ч к а. Узнала, но не струсила. И тонула, а ни разу не крикнула. Андрейка Илюхин, оказывается, звал на помощь. Испугался за меня. А я, помню, хватаюсь за лед, он обламывается, снова хватаюсь… Потом вижу совсем близко чье-то лицо, чьи-то большие руки…

Е л е н а. Господь с тобой! Не вспоминай. С того света к нам вернулась. Всю ночь тогда не могла уснуть — так душа за тебя болела. Видно, молитва моя помогла.

М и х е й. Молитва! У этой молитвы в плечах косая сажень… Еще бы не помогла! (Уходит, унося шашку и «богатырку».)

Л ю б о ч к а. Какой он смелый и честный человек, Алексей Семенович! Если бы не он, плыла бы я сейчас подо льдом и несло бы меня потихонечку в Ледовитый океан…

Е л е н а. Ох, замолчи! Сердце обрывается…

Л ю б о ч к а (опускается на пол и прижимает лицо к коленям Елены Ивановны) . Бабушка, бабушка, я, наверное, очень плохая. Зачем он любит тетю Люду? Зачем?

Е л е н а (испуганно) . Да что ты, Любушка?.. Ну-ка, вставай, вставай! Не прячь глаза. Ох, девка, девка!.. Прогони глупые мысли. Не нужны они тебе… Не твоя это судьба. Не твоя.

Л ю б о ч к а (встает) . Я понимаю, бабушка.

Входит М и х е й.

М и х е й. Больше не смей и касаться!

Л ю б о ч к а. Хорошо, не буду. (Тихо смеется.) Никто меня тогда так не насмешил, как Андрейка. Меня завернули в тулуп, несут к саням, а он бежит рядом, а у самого слезы на глазах. Чудачок.

М и х е й. Андрейка! То-то зачастила с ним по вечерам гулять. Не замуж ли собралась?

Л ю б о ч к а (с глубокой обидой) . Дедушка!

М и х е й. Ты — девушка. Значит, себя уважать должна. Помни. Я за тебя в ответе.

Л ю б о ч к а. Замуж не собираюсь, но любить буду кого хочу. Андрейка — мой друг, товарищ.

Входит О л ь г а.

М и х е й. Друг! Ну как мне с тобой говорить? (Увидев Ольгу.) Вот к Петровне тоже однажды друг заехал погостить, а теперь Клавка без отца растет…

Л ю б о ч к а. Беззаконная?

О л ь г а (Любочке) . По самому настоящему закону, по любви. (Михею.) Вы знаете, где мой муж.

М и х е й. Слава одна, что муж. Ветер в поле. Десять лет где-то рыщет, не может домой завернуть, на родную дочь посмотреть. Отцы называются!

О л ь г а. Вы меня не обидите. Если бы все около жен сидели, кто бы тогда за революцию дрался?

Е л е н а. Не слушай его, Петровна. Видишь, не в духе. (Уходит.)

Л ю б о ч к а. Дедушка, почему и ты, и тетя Люда, да и другие думают про девушек так плохо, словно… словно мы только для одного и родились?

М и х е й. Разве я это говорю. Когда Людмила, моя дочь… (Пауза. С притворной строгостью.) Сколько раз тебе говорил — не лезь ко мне с вопросами!

Л ю б о ч к а. Кто начал?

М и х е й. Тут каждый день кругом такое творится — и мертвый заговорит. А мне и слова сказать нельзя? Кого мне спрашивать? Кто ответ даст?

Л ю б о ч к а. Алексей Семенович.

М и х е й. У него дел хватает и без того, чтоб со мной еще толковать. (Ольге.) Ты, например, кто?

О л ь г а. Женщина.