Гарольд Пинтер - Сценарий по Прусту. Á la Recherche du Temps Perdu

Марсель.Ох, ну что же ты. Я жду тебя, жду.

Бабушка.Да-да, я иду. Хорошая погода.

Марсель.Пока ты будешь копаться, польет, как из ведра.

Мать.Нет-нет, ничего не польет. (Бабушке.) Тебе будет полезно. Подышишь свежим воздухом.

206. Экстерьер. Проспект Габриэля. День.

Останавливается извозчик. Выходят Бабушка и Марсель, Они медленно бредут среди деревьев.

Марсель.Неплохая погодка, правда?

Бабушка, не отвечает, она вдруг резко сворачивает и спешит к общественному писсуару; это павильончик, прячущийся за шпалерами, увитыми плющом.

Служительница, известная в округе под именем Маркиза, сидит на табурете у входа и беседует с парковым сторожем. Она встает и уводит Бабушку внутрь.

Марсель всходит по ступенькам и стоит, дожидаясь Бабушку. Маркиза возвращается и вновь усаживается на свой табурет.

Маркиза.Да, так на чем я становилась?

Сторож.На судье.

Маркиза.A-а, ну да. Ну, значит, зарядил он сюда, последние восемь лет каждый божий день является, как штык, бывало, только три часа пробьет. Всегда такой из себя исключительно воспитанный господин. Пробудет с полчасика, газетки свои почитает, и уходит удоволенный. Такая для него тихая пристань, значит, мое заведение, мой кусочек Парижа. А в один прекрасный день — нет его и нет. Ну, думаю, отдал Богу душу. Но на другой день является, ровнехонько в три. «Надеюсь, с вами вчера ничего такого не приключилось?» — спрашиваю. А он и отвечает — нет, с ним, мол, ничего не приключилось, это да, а просто жена у него скончалась. Я ему и говорю: «Да вы ходи́те сюда, ходи́те, как раньше, все ж таки будет для вас отвлечение в вашем горе». ( Пауза.) Я клиентов отбираю. Разного-всякого в свой уголок не допущу. ( Поворачивается к Марселю.) Желаете, и для вас открою кабинку?

Марсель.Нет, не надо, благодарю вас.

Маркиза.Гостем будете, прошу покорно. Хотя, конечно, бесплатно ли, не бесплатно, а в таком деле — раз не надо, стало быть, не надо.

Бабушка выходит, очень медленно. Дает какие-то деньги Маркизе.

Маркиза.Спасибочки, мадам. Счастливо вам прогуляться.

207. Экстерьер. Проспект Габриэля.

Марсель и Бабушка бредут очень медленно.

Бабушка.Я слышала все, что она говорила. Вылитые Германты, типичные Вердюрены. В точности то же самое.

Эти слова Бабушка произнесла с огромным усилием, морщась, стуча зубами. Шляпа у нее съехала набекрень, выпачкана тальма. У Бабушки совершенно потерянный, какой-то ошеломленный вид.

Марсель внимательно в нее вглядывается. Он говорит весело.

Марсель.Пожалуй, становится свежо. Предлагаю отправиться домой.

Бабушка.Да.

Марсель.Только найти извозчика, и мы мигом будем дома.

Бабушка.Да.

Она пытается улыбнуться, вцепляется в его руку.

Он ее подводит к скамейке.

Марсель.Вот, посиди. А я за извозчиком.

Бабушка.Да.

Она садится и, продолжая за него держаться, снизу-вверх заглядывает ему в лицо. Он осторожно высвобождает руку.

Марсель.Я сбегаю за извозчиком.

Бабушка.Да.

208. Интерьер. Квартира. Комната Марселя. Ночь.

Он лежит в постели.

Дверь отворяется. Входит Мать. Она подходит к постели, смотрит вниз, на Марселя. На ней лица нет.

Мать.Прости… я тебя разбудила.

Он смотрит вверх, на нее.

Марсель.Я не спал.

Он вскакивает с постели.

209. Интерьер. Комната Бабушки. Ночь.

В комнате — доктор Котар, Франсуаза, Отец Марселя. Входят Марсель с Матерью.

Бабушку в постели сотрясают конвульсии.

Ей суют кислородные подушки.

Тяжко ходит ходуном одеяло. Бабушка шарит по одеялу бессильными руками, пытается его сбросить. Волосы у нее всклокочены.

Вдруг из груди у нее вырывается мучительный стон, она пытается сесть. Глаза закрыты, но одно веко не опускается до конца. Она пытается сесть.

Влажно, мутно сквозит из-под приспущенного века левый глаз. Она стонет.

И вдруг, сразу, стихает.

Оба глаза открыты и смотрят — ясно и умно.

210. Интерьер. Комната Марселя. Письменный стол. 1900.

Руки вскрывают два конверта.

В первом — приглашение на обед к герцогине Германтской.

Во втором — записка от Шарлю: он приглашает Марселя — тоже сегодня вечером, в одиннадцать часов, к себе.

211. Экстерьер. Во дворе. Вечер.

Марсель идет через двор к ярко озаренному дому Германтов. Въезжают, въезжают во двор кареты.

212. Интерьер. В гостиной Германтов. 1900. (Без звука.)

Герцог представляет Марселя группе дам. К оголенным грудям приколоты — то веточка мимозы, то роза или орхидея. Видно, как дамы отвечают Марселю — игриво, жеманно, зазывно.

213. Интерьер. В столовой Германтов. (Без звука.)

Обед.

Камера по очереди выхватывает отдельные лица.

Герцог с легкой улыбкой смотрит на юную особу. Та явно чувствует на себе его взгляд.

Герцогиня бросает сухую реплику — без улыбки. Все хохочут. Герцог, обиженно глянув на жену, жестом показывает официанту, что пора вносить новое блюдо.

Марсель с обеих сторон зажат вздымающимися бюстами.

214. Экстерьер. В саду Германтов. Сумерки. (Без звука.)

Гости потягивают апельсиновый сок, ликеры, кто сидит, кто прохаживается по саду.

Играют музыканты.

Герцог беседует все с той же юной особой.

Марсель сидит на скамейке, один. Герцогиня подходит, усаживается с ним рядом. На ней очень пышное платье. Он вскакивает, высвобождая для нее место, снова садится — на самый-самый краешек скамьи, — чуть не плюхается в траву.

215. Интерьер. В доме барона де Шарлю. Спальня барона. Ночь.

Шарлю в распахнутом на груди китайском кимоно лежит на диване.

Лакей вводит в комнату Марселя и удаляется.

На раскинувшемся поперек кресла плаще шелковисто мерцает цилиндр.

Шарлю пристально, молча, смотрит на Марселя.

Марсель.Добрый вечер.

Ответа нет. Взор неумолим.

Можно, я сяду.

Молчанье.

Шарлю.Можете сесть вот в это кресло Людовика Четырнадцатого.

Марсель, как подкошеный, падает в кресло стиля Директории, стоящее рядом.

Ага! Так это, по-вашему, — стиль Людовика Четырнадцатого! Сразу видно тонко образованного человека! В один прекрасный день вы примете колени мадам де Вильпаризи за толчок в сортире, и страшно даже подумать, как их употребите. ( Пауза.) Это собеседование, мсье, которого я вас удостоил, призвано обозначить собой конец наших отношений. ( Протягивает руку вдоль диванной спинки.) Поскольку я был всё, а вы ничто, поскольку я, если вы мне позволите изъясняться без обиняков, личность редкая, а вы, в сравнении со мной, микроб, ничего нет удивительного, что именно я сделал к вам первый шаг. Вы ответили по-идиотски на то, что, уж не мне говорить, было проявлением величия. Короче говоря, вы меня оболгали. Вы опустились до грязных инсинуаций. А потому, эти слова — последние, какими мы обмениваемся в этом мире.