Юлиу Эдлис - Жажда над ручьем

В и й о н. Я хочу, чтоб меня услышал мой народ, монсеньер!

К а р л (усмехнулся) . Народ? — я не знаю, что это такое. Я знаю моих подданных, моих вассалов, моих горожан, крестьян, ремесленников, солдат, писцов, моих поэтов, кузнецов, бочаров, каретников, но — народ?.. Что такое народ, Вийон?!

В и й о н (убежденно) . Это — и горожане, и крестьяне, и кузнецы, каретники, поэты, женщины, мужчины, дети, бродяги, труженики, глупые и умные, счастливые и несчастные, все! — но и еще что-то… то, что всех их объединяет в дни печали и в праздники, что заставляет их говорить на одном языке… помнить и верить не в своего Орлеанского герцога, а в свою крестьяночку из Домреми, в свою Жанну, в свою Орлеанскую Деву… Это и есть мой народ, монсеньер, и я хочу быть услышан им!.. (Усмехнулся весело и застенчиво.) Но я еще хочу и богатства, и сытости, и крыши над головой, и огня в очаге, и вина в погребе… хоть и знаю, что этого у меня никогда не будет. Это недостижимо, и то и другое вместе, я знаю! — но я хочу…

К а р л (покачал головой) . Ты недостоин своего дара, Вийон…

В и й о н (просто) . С этим уже ничего не поделаешь. Так уж распорядилась судьба — чтоб этот дар попал в недостойные, слабые руки…

К а р л. И твоя жизнь — недостойна тебя…

В и й о н. Голод гонит волка из леса, монсеньер! Вы лучше и выше меня, государь, — вы умны, благородны, честны, добры, щедры… Я — мал, ничтожен, слаб и смешон, — но дар мой выше меня. И я не поменяюсь с вами местами, государь.

К а р л (без усмешки) . Так кто же из нас счастливее, Вийон?! (Пауза.) Что ж… иди.

В и й о н (испугался) . Вы гоните меня, ваша светлость?!

К а р л. Нет… я отдаю тебе твое — твою свободу.

В и й о н. Это значит, что я должен уйти?..

К а р л. Нет, это значит, что ты не сможешь остаться… что ты все равно ушел бы, рано или поздно. Кем ты будешь, останься здесь? — лакеем среди поэтов, поэтом среди лакеев?.. Ты никогда этого не сможешь. У тебя нет выбора, Вийон, ты не принадлежишь себе.

В и й о н (с горечью) . Вы гоните меня, государь..

К а р л. Нет… я завидую тебе. И я не хочу стихов за плату — я ведь и сам поэт. Прощай, Вийон. Я благодарен тебе.

Девушка, которой никогда не было, потянула Вийона за руку к выходу.

В и й о н (остановился на пороге, обернулся к герцогу, улыбнулся ему) . Прощай, Карл… и вели своим переписчикам занести в альбом посылку к моей балладе, я сочинил ее.

Карл низко поклонился ему и Девушке и молча ушел в противоположную дверь.

Они остались вдвоем — Вийон и Девушка, которой никогда не было.

Что ж… значит, снова нам в путь, моя босоногая подружка… И опять мы бездомны, опять свободны и право выбора — за нами… Ты еще не устала от меня? — от этой моей вечной погони за призраком самого себя?.. От моего неоплаченного долга то ли тебе, то ли самому себе, — ты еще не устала?..

Она улыбнулась ему.

Что ж, стало быть — в путь, в путь… домой, в Париж, в отчий дом… К истоку моего ручья, моей жажды… к самым началам… туда, где я был самим собой, прежде чем стать тем, кем я стал… Начнем все сначала, все вновь, все сызнова…

Из-за герцогского кресла, словно из-под земли, появился П а л а ч.

П а л а ч. Новую жизнь решил начать, все снова здорово, приятель?.. — а обо мне-то и позабыл… обидно. Не ожидал я этого от тебя, вот уж не ожидал!..

В и й о н (в смятении) . Я не забыл! — зачем ты здесь, сегодня, сейчас? Зачем тебе я?!

П а л а ч. Новая жизнь — это хорошо, это похвально, я не против… А вот как со старою-то твоей жизнью быть, приятель? — с глаз долой, из сердца вон? Нет, приятель, по старым счетам платить надо, не отвертишься.

В и й о н. Но я ведь раскаялся!

П а л а ч. Раскаяться-то, положим, раскаялся, а — отвечать кому?.. Где нынче твои дружки, с которыми ты над законом куражился? — а в петле, давненько уже в хомуте болтаются, не один круг отличной пеньковой веревки я на них извел. А ты чем их лучше? — а ничем. Вот и твой черед пришел.

В и й о н (с горькой усмешкой) . Сегодня… именно сегодня, когда я снова поверил надежде, снова захотел жить!..

П а л а ч. Да впервой ли тебе? — кажется, пора бы и привыкнуть. А на меня зла не держи. Я кто? — казенный я человек, не более. Но и не менее, к слову сказать. Собирайся, тут недалеко. От жизни, я тебе скажу, до смерти — шажок один, рукой подать.

19 июня, как впрочем и 23 июня или 2 июля 1460 года.

Застенок в подземелье орлеанской тюрьмы — сырые, замшелые стены, слепое оконце под потолком, орудия пыток. Но это могло бы быть и в следующем, 1461 году, в Мэне-на-Луаре, и в конце декабря 1462-го или начале января 1463 года в родном его Париже, — трижды за короткую его жизнь его пытали и приговаривали к смерти, и все эти пытки слились для него в одну бесконечную пожизненную пытку, все палачи — в одного Палача, все следователи и судьи получили одно имя — имя Тибо д’Оссиньи, орлеанского архиепископа.

На соломе, забившись в угол, — Ф р а н с у а В и й о н.

П а л а ч приводит в порядок орудия своего ремесла.

В и й о н. Меня будут пытать?

П а л а ч. Может — да, а может, и нет… может, и смилостивятся, вздернут без лишней возни… Мое дело сторона, мне — чтоб инструмент был в порядке и рука с перепоя не дрожала.

В и й о н (кричит) . Не хочу! Не хочу!..

П а л а ч (рассудительно) . А я, что ли, хочу? Мне, что ли, больше всех надо? Нет у меня своих забот по дому, по семейству?!

В и й о н (кричит) . Не хочу!..

П а л а ч. А коль не хочешь, так во всем и признавайся, чего уж там?!

В и й о н. В чем? В чем признаваться?!

П а л а ч. А это уж тебе видней. Главное тут — спросят, а ты в ответ: да, виноват, прошу снисхождения. Только ты не подумай, что тебе так, за здорово живешь, поверят, — жди, как же! Ты сначала дай мне хоть самую малость развернуться, ты поначалу гордость этакую на себя напусти — нет, мол, никогда, ничего не делал, ничего не знаю! — а уж когда я в игру вступлю, тут ты и кайся, да со слезой, вот так-то…

На верху лестницы, ведущей в застенок, появился Т и б о Д’ О с с и н ь и.

(Вийону.) Ну что ты за птица такая важная, чтоб тебя не какой-нибудь крючок допрашивал, а сам его преосвященство епископ, сам монсеньер д’Оссиньи?!

Д’Оссиньи спустился вниз.

(Ему, низко кланяясь.) А я уж здесь, ваше преосвященство, на месте, при деле… и все у меня готово, все прямо-таки блестит!..

Архиепископ сел в кресло.

В и й о н (поспешно) . Я сознаюсь, ваше преосвященство! Я сознаюсь!..

Д’ О с с и н ь и (не удивился). В чем?

В и й о н. Это неважно! Важно, что я сознаюсь по собственной воле!