Александр Петрашкевич - Избранное

В а л ь т е р. Теперь вы понимаете, господа, с кем мы имеем дело. Некоторые мои коллеги, а также специалисты из института расовых проблем (смотрит на Берту) считают, что по причине отсутствия у белорусов национальных чувств, они якобы являются наиболее безобидным и потому, видите ли, самым безопасным для нас народом из всех народов восточных областей. А Белорутения — это средоточие социально опасных элементов, которых необходимо содержать, как в зверинце.

Михась медленно поднимается с полу.

М и х а с ь. Вот так бить, чтобы сразу и наповал, мы еще не научились. Промашка, словом, в воспитании.

В а л ь т е р. Бросьте кривляться. Мы все равно воспринимаем вас тем, кто вы есть, а не тем, за кого хотите себя выдать. Бравада фанатика-одиночки вам не поможет. Последний раз спрашиваю: куда сбежали отец и мать? Где базируются партизаны?

М и х а с ь. В лесу. А где же им еще быть?

В а л ь т е р. Шарфюрер Шварцман!

Д и т р и х. Слушаюсь, герр генерал!

В а л ь т е р (Дитриху) . Сделайте с ним все то, на что вы только способны, и более того. Но помните, шарфюрер: он мне нужен живым. Сломленным, раздавленным, но живым! А если не узнаете, где ваши родители, повешу в одной петле.

Д и т р и х. Будет исполнено, герр генерал!

М и х а с ь. В какое же дерьмо превратили они тебя! В какую поганую дрянь!

Сцена затемняется.

Ночь. Из избы Кузьмы доносится пьяная немецкая песня. Поют К л а у с и Д и т р и х. За освещенным окном наблюдают К у з ь м а и К а т е р и н а.

К а т е р и н а. Что же это будет, Кузёмочка?!

К у з ь м а. Что надо, то и будеть. Сиди и молчи.

Проходит ч а с о в о й.

К а т е р и н а (проводив часового взглядом) . Чего же мы ждем?!

К у з ь м а. Потерпи. Не блох ловим, а момент.

К а т е р и н а (в тревоге) . А если он…

К у з ь м а. Ничего он ей не сделает…

К а т е р и н а. Кузьма!

К у з ь м а. Пьяный, говорю, как грязь.

Ч а с о в о й проходит в обратную сторону. Как только он исчезает, Кузьма откатывает колоду и открывает крышку погреба.

(Шепотом.) Живо, Максим!

Первым вылезает М а к с и м, за ним — П о л и н а.

(Катерине.) Забери ее и коноплями к лесу.

Ж е н щ и н ы исчезают в темноте ночи.

(Максиму.) А ты спрячься и не дыши.

Максим вырывает из колоды топор и прячется за постилку. Снова проходит часовой.

(Закуривая, сам себе.) Твою мать… Еще ничего не сделал, а руки дрожат как…

Песня затихает. Из дома выходит пьяный Д и т р и х. Подходит к Кузьме, который успевает прикрыть собой лаз в погреб.

Д и т р и х (тупо рассматривая Кузьму) . Ну что молчишь?

К у з ь м а. Людей перебил, теперь нам только с небом говорить…

Д и т р и х. Какая разница, кто бы их перебил — ты, я, генерал. Приказ есть приказ…

К у з ь м а. Крови напились, теперь в вине мокнете…

Д и т р и х. Клаус жениться советует. А девка она у тебя что надо. Но… понял?..

К у з ь м а. Ничего не понял.

Д и т р и х. Клаус должен первым. Право первой ночи, понял? Это тебе Европа, а не хала-бала…

К у з ь м а. Не будет у тебя, у палача, ни роду ни плоду… Проклянут люди.

Д и т р и х. Ну, ты… (Расстегивает кобуру, идет на Кузьму.)

Выскакивает М а к с и м. Вместе с Кузьмой они связывают Дитриха и, заткнув ему кляпом рот, оттаскивают в темный угол.

М а к с и м (вгоняя топор в колоду) . Думал уже, руки доведется замарать.

К у з ь м а. Святое дело не грешное. (Вырывает топор из колоды.) Схоронись пока.

М а к с и м прячется. Проходит ч а с о в о й. К у з ь м а осторожно идет за ним с топором. Через какое-то время возвращается с автоматом и верхней одеждой часового.

(Максиму.) Одевайся, легче будет людей вызволять.

М а к с и м забирает одежду и автомат. Исчезает за постилкой. Кузьме плохо.

М а к с и м (шепотом) . Ты чего, Кузьма?

К у з ь м а. «Чего»… Попробуешь — узнаешь… (Пьет воду прямо из ведра, смачивает лицо, беспомощно опускается на колоду.) «Чего»…

Из дома выбегает Н а д е й к а и бросается к отцу.

Н а д е й к а. Папочка, он раздевается!

К у з ь м а. Значится, разгорелся. Жарко стало пану, значится.

Н а д е й к а. Не про то я!

К у з ь м а (строго) . Не дрейфь, дочка, мы его сейчас охолодим.

На крыльцо выходит полураздетый и совсем пьяный К л а у с.

К л а у с (хватает Надейку за руку) . Komm her, meine Gute! Komm zu mir, meine Freude! [48] Иди ко мне, моя хорошая! Иди ко мне, моя радость!

К у з ь м а. Иди, дочка. Иди, не бойся. Европа есть Европа…

К л а у с. Ты умный мужик, староста. (Уходит в дом вместе с Надейкой.)

Гаснет лампа в окне. Сцена затемняется и чуть освещается вновь. Из дома выходит К л а у с, в одежде и шапке Максима, с кляпом во рту и связанными за спиной руками. Рядом с ним — Н а д е й к а. За ними в качестве конвойных — К у з ь м а, в форме штурмбанфюрера, и М а к с и м, в форме часового с автоматом.

М а к с и м (Надейке) . Веди Европу к лесу. А мы с батькой людей из сарая вызволим.

Сцена затемняется.

Лес. Поляна у Святой криницы. Здесь — М а к с и м, П о л и н а, К у з ь м а, К а т е р и н а, Н а д е й к а, п а р т и з а н ы, раненые к р а с н о а р м е й ц ы. Вперед выходит Максим.

М а к с и м. А теперь суд выбрать надо. Трибунал… партизанский… Кого в судьи выделим?

П е р в ы й г о л о с. Тебя и выделим.

В т о р о й г о л о с. Кому же его судить, как не тебе?

М а к с и м. Троих надо… От всего села, от всего народа.

К а т е р и н а. Полину еще… и меня, коли можно.

К у з ь м а. Что народ решит, то и будет можно.

М а к с и м. Полине — отвод, и меня не надо.

К у з ь м а (удивленно) . Да ты что, Максим?!

М а к с и м. Не отошла еще Полина. По закону нельзя.

Т р е т и й г о л о с. В петлю гада, и все тут! Какой еще закон?!

М а к с и м. Наш закон, советский. А я в этом деле не судья.

К а т е р и н а (удивленно) . А кто же ты?

М а к с и м. Свидетель, обвинитель. Если поручат, приведу приговор в исполнение. Но тут — не зуб за зуб. Тут весь фашизм судить надо, с Гитлера начиная. А родичи и близкие тех, кого этот загубил, не могут быть судьями. По закону так полагается… От пленных, бывших, кого назовите. Он-то им запомнился.

Н а д е й к а. Сергея Иванова предлагаю.

М а к с и м. Годится! Кто за Кузьму, Катерину и Сергея Иванова — поднимите руки.

Все, и стар и млад, поднимают руки.

(Судьям.) Председателя промеж себя назначьте. А ты, Надежда, протокол писать будешь. (Передает ей полевую сумку.) Тут бумага и карандаши. А я за подсудимыми пошел. (Уходит.)

Кузьма, Катерина и Иванов садятся на поваленное дерево. Надейка устраивается у пенька, вынимает из сумки черную тетрадь, карандаши. Кузьма занимает председательское место. Появляются К л а у с, без мундира, и Д и т р и х со связанными за спиной руками. За ними идет М а к с и м с топором в одной руке и мундиром в другой. Одни из присутствующих отходят подальше от убийц, другие приближаются, чтобы рассмотреть.