Эгон Раннет - Пьесы

Ю р и. Я тебе запрещаю говорить так!

М а р и. Мы с тобой из одной деревни… Не всегда же ты был милиционером! Попытайся быть просто человеком…

Ю р и. Уходи!

М а р и. Не забирай Яака…

Ю р и. Тебе говорят — уходи!

М а р и. У тебя же у самого ребенок. Случись с ней беда…

Ю р и. С ней не случится. Ее правильно воспитывали.

М а р и. И Ленин, говорят, взывал к совести милиции…

Ю р и. …чтобы не потакала преступникам.

М а р и. Не знаю, чем тронуть твое сердце!.. Господи, помоги и вразуми… Слушай, Аасма, у меня много денег на сберкнижке.

Ю р и. Ну и что?

М а р и. Ты словно каменный.

Ю р и. Взятку предлагаешь? Учти, теперь отвечают оба: и тот, кто взял, и тот, кто дал.

М а р и. Пусть посадят меня — лишь бы парня не трогали. Виновата во всем одна я… Нельзя ребенка только баловать. Нельзя. Еще когда в школу ходил, мы все ему деньги совали. Это его и испортило! Господи, до чего сердце дрожит… Все отдала бы, что накопила… Все деньги! Их у меня немало — больше двух с половиной тысяч наберется! Я тебе, милиционер, ничего не предлагала. Я так, про себя, рассуждаю. (Помолчав.) Все потихоньку да по-честному накоплено — сад дает немало, упитанную телочку сдала на мясо. А какие у меня гуси! Известно — жизнь недешевая, да и велик ли заработок!

Ю р и. В последний раз предупреждаю: если сию минуту не уйдешь, Яаку хуже будет. Уходи, может, я тогда и забуду. Уходи!

М а р и (нехотя делает несколько шагов, замечает стоящую поодаль Ингрид и подходит к ней) . Ингрид, доброе дитя… Что же делать? Поговори с отцом, упроси его. Не умею я…

Юри нервно закуривает папиросу. Ингрид молчит. М а р и, тихонько всхлипывая, проходит налево.

Ю р и (нервно ходит взад-вперед; останавливается возле Ингрид) . Думаешь, у меня меньше твоего душа болит из-за этого паршивца Яака?

Темнеет.

Кухня в доме Таавета. Перед плитой на чурбане сидит подвыпившая Э л ь з а.

Э л ь з а (поет со слезами в голосе) . «Для тебя все цветы цветут… Для тебя и пташки поют… С днем рожденья тебя поздравляют…».

Из соседней комнаты появляется Т е л и л а.

Т е л и л а. Одна распеваешь?

Э л ь з а (всхлипывает) . Одна как перст…

Т е л и л а. А где же все твои гости? Отца еще нет?

Э л ь з а. Одна как перст… Никак не пойму, почему никто не пришел!

Т е л и л а. В самом деле, странно.

Входит Т а а в е т.

Т а а в е т (снимает пальто, остается в таларе, подвязанном шнуром) . Вот и день прошел… Никого нет? В чем дело? Да-да-да… Ну что ж, ну что ж…

Э л ь з а. К Нукам ходил?

Т а а в е т. Да. Еще одна душа вписана в книгу господню.

Э л ь з а. Верно, и я вписана в книгу господню… как непорочная дева. Придется тебе улаживать все эти дела, когда попадешь в царствие небесное. Объяснять, что да как. Иная, может, пять раз замужем была, а такого безобразника не видела, как я за свой девичий век… Эхма! От сквозняка оберегала бы своего мужа. Пылинки сдувала бы с него. Епископом бы стал за моей спиной. Поддерживала бы, помогала…

Т а а в е т. Ты, милая душа, верно, выпила?

Э л ь з а. Выпила за свое здоровье. У Нуков много гостей?

Т а а в е т. Только свои. Да-да-да… и там только свои… (Помолчав.) Ты заметила на собрании, как вытянулись лица у нового и старого парторга и у бригадира?

Э л ь з а. Чему радуешься, христианин?

Т а а в е т. Как — чему? Я одержал большую моральную победу!

Э л ь з а. Мари при всех выложила, как обстоят у нас дела с хозяйствами, — и нате! Он одержал моральную победу… Болван!

Т а а в е т. Здесь почти у каждой семьи лишняя корова или телка.

Э л ь з а. Дивлюсь, как твоя святая голова такой простой вещи не уразумеет… Его победа. Да это была чистейшая победа Оття! Почему же никто тебя не поддержал?

Т е л и л а. Потому что прав был Отть.

Э л ь з а (с веселой иронией) . Это твоя дочь… слушай, гляди и удивляйся. Фу! Драть уже поздно. Раньше надо было! Да… эти хозяйства, эти хозяйства… Вся фиктивность сейчас вылезла наружу. На самом-то деле у нас одна семья!

Т а а в е т. Как — одна? Откуда ты взяла? Пусть поглядят в книгу, там ясно сказано — Киви Таавет, Киви Телила и Эльза Соомаа. Посторонние люди. Две семьи.

Т е л и л а. Но это же ложь!..

Эльза наливает себе в стакан водку и пьет.

Т а а в е т. И за что только бог наказал меня неразумным ребенком?

Т е л и л а. Но это же ложь…

Э л ь з а. Милое дитя… с отцом так не разговаривают.

Т е л и л а. Вся жизнь в этом доме — ложь. Вы оба лжете и меня заставляете!

Пауза.

Т а а в е т. Ты, Эльза, кажется забыла распрячь лошадь…

Э л ь з а. Да ладно!

Т а а в е т. Вдруг вожжи попали под ноги.

Долгая пауза. Наконец Э л ь з а встает и уходит.

Я был тебе плохим отцом?

Т е л и л а. Если б ты только знал, как мне не нравится наша жизнь…

Т а а в е т. Ну говори, говори! Давай — откровенно.

Т е л и л а. Поговорим, отец. Поговорим начистоту. Ты честно ответишь на мои вопросы, я — на твои… Согласен?

Т а а в е т. Согласен. Спрашивай, дитя!

Т е л и л а. Я уже не дитя. Дитя осталось в школе. А я — взрослый человек.

Т а а в е т. Для меня ты еще ребенок. И останешься им надолго…

Т е л и л а. Знаешь, отец, если бы ты все эти годы учился, ну, предположим, на зоотехника, ты был бы уже специалистом. Человеком с большими знаниями… всеми уважаемым. Мог бы и мне помочь на свиноферме… Ах, лучше не говорить…

Т а а в е т. Да, лучше не говорить, потому что ты не знаешь, что говоришь. Я и сейчас уважаемый.

Т е л и л а. Десятью старушками!

Э л ь з а (в дверях) . Господи, господи… с родным отцом!

Т а а в е т. Оставь нас одних, милая душа. Посмотри, как там лошадь… Иди, иди!

Эльза уходит.

Т е л и л а. «Милая душа»… (Пауза.) Почему ты с ней живешь… так? Она же годами надеялась…

Т а а в е т. Я уже пятнадцать лет как овдовел. Плоть человеческая слаба… Господь рассудит.

Т е л и л а. Но люди осуждают тебя. Да-да. Ты сам себе вредишь этим. Поверь, я знаю.

Т а а в е т. Это правда?

Т е л и л а. Правда.

Т а а в е т. Вероятно, больше всех — Отть?

Т е л и л а. Отть усмехается, а многие зубоскалят. Ты же слышал сегодня, какой поднялся хохот, когда ты стал говорить о двух семьях…

Т а а в е т. Я много думал об этом… Придется, очевидно, повести ее к алтарю. Скажу ей сегодня же… в день рождения. Но на сердце у меня пусто. Ни одного цветка любви не расцвело на этом пустом поле! Все потоптано, помято. Одни стебли торчат…

Т е л и л а. Знаешь, отец… я решила уйти из дому. Пойду к Ингрид. Организуем общежитие.

Т а а в е т. Из дому? Меня позорить? Не позволю!

Т е л и л а. А я и не спрошусь. Это ты позоришь меня, отец! Всю жизнь ты позорил меня! У меня слава легкомысленной кокетки — я сама позаботилась об этом… так легче скрывать горечь и боль… Будь ты кем угодно, хоть последним лодырем… или пьяницей… я была бы счастлива! Поверь! Но ты большой лжец. (Подходит к двери и внезапно распахивает ее.)