Эгон Раннет - Пьесы

За дверью, согнувшись, стоит Э л ь з а; от неожиданности она падает.

Э л ь з а. В этом доме уж и поискать ничего нельзя… (Хватает с полу свои туфли и уходит.)

Телила закрывает дверь; длинная пауза.

Т а а в е т. Ты сказала — «большой лжец»?

Т е л и л а. Не станешь же ты доказывать мне, будто веришь в то, в чем убеждаешь других? Мы собирались поговорить откровенно!

Длинная пауза. Таавет, прихрамывая больше чем обычно, идет к двери, открывает. За дверью никого нет. Снова закрывает.

Т а а в е т. Хорошо! Тебе я не стану лгать. Я действительно не верю в бога. Разве можно верить в то, чего нет…

Т е л и л а. И на том спасибо, отец. Но тогда почему ты мечтаешь о рясе? Ты словно хочешь обмануть людей?..

Т а а в е т. Хорошо, я расскажу тебе все. Только не знаю, поймешь ли ты меня.

Т е л и л а. Но если ты не расскажешь, я пойму еще меньше. Ты ведь и так уже имеешь право носить талар, иметь маленький приход…

Т а а в е т. В будущем году сдам в консистории последние экзамены и получу право носить крест.

Т е л и л а. К чему тебе это?

Пауза.

Т а а в е т. Ты помнишь дедушку?

Т е л и л а. Его трудно забыть. Он был такой злющий, что после его смерти и ты, по-моему, вздохнул свободнее.

Т а а в е т. Он мечтал видеть меня в храме божьем… слушать мои проповеди… Даже имена всем нам он взял из библии. Мать хотела, чтобы я стал адвокатом или судьей, но я не обладал большими способностями, и в конце концов она тоже склонилась к церкви. Так я стал студентом теологического факультета. Это было веселое и приятное время, и я не очень-то спешил кончать… В сороковом году все полетело вверх тормашками. Пришли коммунисты, и, само собой разумеется, я не доучился. Потом началась война, потом — оккупация… Единственным светлым днем был день, когда мы с твоей матерью стояли перед алтарем! Затем коммунисты вернулись. Я и помышлять не мог о теологии! Тут умер Сталин. Жизнь стала мягче, человечнее, никто никого не притеснял. Спустя несколько лет, когда отец лежал на смертном одре, я поклялся ему, что буду учиться, чтобы получить право носить талар и крест…

Т е л и л а. Отец хотел, мать хотела… Ну а сам ты?

Т а а в е т. Я не хотел быть ни судьей, ни адвокатом, ни пастором. Я не хотел носить черную рясу! (Помолчав.) Я хотел стать офицером… Да-да, мне все время снились лампасы и аксельбанты, сабля, шпоры, лакированные сапоги и золотые погоны… Парад. С блестящей шпагой на плече я марширую впереди своей части… А как я отдаю команду! Тысяча человек слушает меня как один! На-пра-во — трахх! Кру-гом — трахх! Ложись — трахх! Вставай — трахх! Как я мечтал о боях, победах. Как библейский Таавет или Давид, я хотел сразить Голиафа камнем из пращи. Как я хотел этого… Проснувшись, я соскакивал с постели и в отчаянии ковылял по комнате. Ковылял… Ты понимаешь меня?

Т е л и л а. Как далека твоя пасторская профессия от всего того, о чем ты мечтал…

Т а а в е т. Не так уж и далека. Ты понимаешь, что значит быть наместником бога на земле?.. Скажешь: «Помолимся!» — и все падают на колени.

Т е л и л а. Все? Десяток старух!

Т а а в е т. Скоро на моей груди засияет крест и мне дадут большой приход. Большой приход!

Т е л и л а. И тебя не смущает, что ты живешь в советском обществе?

Т а а в е т. Что поделаешь — немалая часть семян падает на каменистую почву… Приходится мириться с этим.

Т е л и л а. Но хоть когда-нибудь тебе бывало стыдно?

Долгая пауза.

Скажи, многие ли из твоих собратьев по профессии верят в бога?

Т а а в е т. Все они образованные люди… с широким кругозором…

Т е л и л а. Значит, все лгуны!

Т а а в е т. Милое дитя, верующие требуют от нас лжи — и это нас оправдывает. Они не хотят правды, и поэтому мы питаем их ложью. За несколько десятков лет из человеческой души не вырвать всего того, что сеялось в ней тысячелетиями. Вот и сегодня я окрестил ребенка…

Т е л и л а. Я только одного не понимаю: у нас так заботятся о пополнении рядов служителей церкви и в то же время требуют, чтобы все разумные люди боролись с религией. Почему?

Т а а в е т. В мире немало такого, чего ты еще не понимаешь…

Стук в дверь.

(Быстро снимает талар.) Кажется, начинают собираться Эльзины гости… Входите! Прошу, прошу…

Входит Ю л и у с.

Ю л и у с. Добрый вечер…

Т а а в е т. Ах, это ты? Здравствуй, здравствуй. Что привело тебя к нам?

Входит Э л ь з а.

Э л ь з а. Юлиус?.. Пришел шпионить?

Ю л и у с. Пришел поглядеть на твой праздник. Что-то тихо у вас…

Э л ь з а. Все уже под столом… Признайся, не ты ли заколдовал моих гостей?

Ю л и у с. Ну да ладно, скажу — завтра все равно узнаешь… Обсудили мы с Оттем все как следует и решили не полениться ради общего блага. Объехал я твоих друзей и знакомых — всех подряд — и сказал: просили, мол, передать — поскольку завтра рабочий день…

Э л ь з а. Что-о? Так это ты! Ну, знаешь… (Распахивает дверь в другую комнату.) Ты и твой Отть возместите мне все убытки. Ты только погляди, какой стол! Куда я все это дену? Свиньям, что ли? Чего зубы скалишь!..

Ю л и у с. Свиней у тебя хватает…

Э л ь з а. Нет, я этого так не оставлю! Уши тебе оторву! Язык вырву!

Т а а в е т. Ты, милая душа, кажется, малость того… Не чересчур ли…

Э л ь з а. Да, «милая душа» — малость того…

Т а а в е т. Может, пойдешь полежишь, отдохнешь немного?

Э л ь з а. Катись… знаешь куда! Лицемер.

Т а а в е т. У пьяного человека язык — враг его…

Ю л и у с. Миленько вы живете!

Э л ь з а. Как ты посмел, Юлиус? Кто дал тебе право? Кто? Кто?

Ю л и у с. Совесть. Нельзя, чтобы урожай…

Э л ь з а. Ишь раскаркался — «урожай» да «урожай»… Увидишь ты меня завтра на поле! Как бы не так! К черту!

Т а а в е т (мысли его где-то далеко; машинально) . Черта призывать не следует…

Ю л и у с. Можешь не являться. Обе мои дочки пришли на воскресенье домой — обещали завтра поработать. Ну что ж! Тогда — до свидания!

Э л ь з а. Стой! Никуда не уйдешь! Будешь моим гостем!

Ю л и у с. Не мели чепуху… Так до завтра!

Э л ь з а. Стой, говорю!

Ю л и у с. Я на войне был. Меня силой не остановишь. (Уходит.)

Т а а в е т. Пусть идет. Разве удержишь!

Э л ь з а. Останется как миленький! (Бежит во двор.)

Оттуда раздается вдруг дикий вопль — Эльза зовет на помощь. И сразу же она появляется в комнате, корчась от смеха; следом за ней идет растерянный Юлиус.

Ю л и у с. Кто тебе что сделал? Сумасшедшая…

Т а а в е т. У меня с перепугу все поджилки трясутся.

Э л ь з а. Мой двор. Хочу — кричу сколько душе угодно. Что же ты не ушел? Иди, иди…

Ю л и у с. Тьфу! Видал я на своем веку стерв, но таких, как ты… Надо же так напугать человека!

Э л ь з а (приносит большой стакан водки и тарелку с закусками) . На, выпей за мое здоровье! Не то еще, чего доброго, заболеешь со страху… бюллетень понадобится. Ну, пей, пей, сатана!