Эгон Раннет - Пьесы

М и к к. В самом деле, замечательно, что ты, будущий знаменитый композитор, спасаешь честь семьи и отправляешься на войну, завоевывать победу. (Пауза.) Тебя не оскорбит, если Мирьям тем временем снова полюбит меня?

М и р ь я м. Снова тебя? Я же тебя никогда не любила… (Помолчав.) То есть не так, как Роби… Ты был и остался моим другом… Ведь так?

М и к к. Я надеюсь, что так это не останется… Я умею заставить полюбить себя…

Р о б и. Умеешь. Даже я люблю тебя. Хвастун! Болван! Шкуру свою бережешь!

М и р ь я м (умиротворяюще) . Мои хорошие…

К а д а к а с. Отца бы вашего сюда. И с ремнем!

М а р и н а. Ты, Кадакас, видать, не знаешь — их отец вместе с кораблем погиб в Северном море, когда они были еще вот такие махонькие… Тогда я сама стала ходить в море. С тех пор я очень редко видела парней… Их растила бабушка, как могла и умела…

Пауза. Крик с корабля: «Товарищ Кадакас, капитан зовет!»

К а д а к а с. Сейчас! (Уходит.)

Роби прикалывает розу к груди Мирьям.

М и р ь я м. Какая чудесная роза! Красная, как кровь! Я никогда не видела такой… удивительная…

Роби несколько раз целует Мирьям. Микк исподлобья смотрит на них.

Р о б и. Ты знаешь, дорогая, у меня нет твоей фотографии…

М и р ь я м. Сегодня же сфотографируюсь и пришлю тебе… С этой красной розой… Роби, если бы ты знал, как я боюсь… Их остановят?… Роби, как ты думаешь, скажи?..

Р о б и. Не знаю, что и сказать…

М и р ь я м. Какое несчастье… И почему я такая ужасная трусиха? За всю свою жизнь я никому ни причинила зла. У меня нет ни одного врага… у моей мамочки — тоже… Роби, я люблю только тебя… Я буду ждать тебя.

Целуются. Микк смотрит на них с такой нескрываемой ревностью, что М и р ь я м уводит Р о б и.

М а р и н а. Ну, сын мой Микк, счастливо тебе оставаться на этот раз! Через недельку, наверно, снова буду дома… если только не подорвемся на мине… (Пауза.) Я не хотела при Мирьям… но если, не приведи господь, они действительно явятся и узнают, кто был ее отец… Дай слово, что ты не оставишь девочку! Спрячешь ее, убережешь…

М и к к. Уберегу! Не беспокойся, мама. Со мной она в безопасности. Я в свое время достаточно обслуживал немцев, знаю, как управляться с ними.

М а р и н а. Наш Кадакас говорит, что это не немцы, а гитлеровцы. И что это не одно и то же.

М и к к. Все-таки — немцы. Народ высокой культуры. Не стоит верить всему, что болтают.

Появляются Р о б и и М и р ь я м.

Р о б и. Мама, в следующий раз, когда пойдешь из Таллина, привези мне фотокарточку Мирьям.

М а р и н а. Непременно… Непременно привезу. Ну, будь молодчиной, девочка! До свидания… доченька…

М и р ь я м. До свидания!

М а р и н а. Пошли, сын… Долгие проводы — лишние слезы… Пойдем… (Уходит.)

Р о б и. Сейчас… еще минутку… (Вынимает из рюкзака свернутые в трубку ноты и передает Мирьям.) Тут кое-что для тебя… и мое последнее соло для трубы… Я так хочу, чтобы эта пьеса тебе понравилась!

Не отрывая глаз от нот, Мирьям выходит на просцениум, прислушивается.

Сцена погружается в полумрак. Где-то высоко вдали возникает музыка — соло на трубе, отрывистая, с очень своеобразными ритмами и интонациями. Музыка все ближе и ближе, пока наконец не заполняет весь зал. Как бы непроизвольно Мирьям делает несколько танцевальных па. Мелодия захватывает ее, и, словно подхваченная порывом бури, она страстно и темпераментно отдается танцу.

Роби и Микк, стоящие в лучах света по обе стороны портала, пристально смотрят на нее. Внезапно раздается торопливый лай зенитных орудий. Музыка обрывается.

Мирьям бежит к Роби. Все трое смотрят вверх. Слышно, как высоко один за другим рвутся зенитные снаряды. Раздается тревожный бас пароходного гудка…

Просторная, с бревенчатым накатом землянка в учебном лагере. На переднем плане, влево от столика дежурного, за которым сидит Н у р к с красной повязкой на рукаве, расположен ряд двойных нар, сколоченных из неоструганных березовых досок. Справа — глубокая ниша; в ней длинная полка с котелками и кружками. Тут же — пирамида из винтовок и лестница из брусков, ведущая наружу. Ближе к авансцене — сплетенное из прутьев чучело, так называемый «противник» для занятий по штыковому бою. В момент, когда открывается занавес, с о л д а т ы, лежащие на нарах, тихо напевают: «Там, где в поле колосится рожь…» Р о б и наблюдает за Т у в и к е. Тот — в красноармейской форме, в огромных самодельных шлепанцах, в руке винтовка со штыком, — встав в классическую для штыкового боя позу, колет «противника».

Т у в и к е. Мне уже тошно. Я скоро себя самого проткну. Честное слово!

Р о б и (устало) . Коли!.. Мне велено муштровать тебя, и, пока ты этого дела не осилишь, я не отстану.

Т у в и к е. Думаешь, фашист будет стоять и зевать, пока я с грехом пополам проткну его?

Н у р к. Твое дело слушаться, красноармеец Тувике. Тебе дан штык, и ты знай себе коли!

Появляется Т а р м и к, на рукаве у него повязка дежурного, за ним — Э с т е р Л а й д.

Р о о п. Внимание!

Н у р к. Встать! Смирно! (Спешит навстречу Тармику.) Товарищ командир батальона…

Т а р м и к (прерывает) . Отставить. Чем тут занимаются?

Р о б и. Обучаю красноармейца Тувике штыковому бою.

Т а р м и к. Почему не на учебном плацу?

Р о б и. Из-за размера ног красноармейца Тувике: они у него такие большие, что, пока не будет выполнен специальный заказ на сапоги, Тувике разут.

Т у в и к е. Товарищ командир, разрешите обратиться!

Т а р м и к. Говорите.

Т у в и к е. Пожалуйста, прикажите сержанту Лаасту, чтобы он не тратил свое, а также и мое время на эти дурацкие занятия. Штыковой бой — устарелая штука, современная военная техника другая! Фашист умрет со смеху, если увидит, что я собираюсь его колоть…

Т а р м и к. А хоть бы и со смеху, — главное, умрет. Ну да ладно, Лааст, перенесем занятия по штыковому бою на учебное поле. Но осваивать эту «устарелую штуку» придется, и усердно осваивать. Для чего у винтовки штык, а? Ближний бой выигрывает тот, кто лучше усвоил технику этого боя. Ясно?

Т у в и к е. Теперь намного яснее, товарищ командир.

Л а й д (она тем временем побывала в нише и возвращается, держа в руках три котелка; осматривает дно каждого, читает) . «Тувике… Рооп… Нурк…». Кто Нурк?

Н у р к. Весьма приятный юноша примерно моей наружности, моя очаровательная юная дама…

Л а й д. Я вам никакая не «очаровательная юная дама». Грязь! Грязь! Грязь!

Р о о п (разглядывает свой котелок) . Мой вовсе не грязный. Может быть, только чуть-чуть — от супа…

Л а й д. У нас порядок такой: командир отделения приходит вечером в санчасть и сам чистит котелки своих нерадивых подчиненных. Нурк, кто у вас командир отделения?