Алла Зимина - Стихи

Простонародием любим,

Хотя России не был нужен,

А все же ангелом храним.

И даже баба из подвала,

Когда его вели в тюрьму,

Ему калачик подавала

И в ноги кланялась ему.

1964-1978

Ты стоишь на балконе

Наверное много лет.

Согнулся в полупоклоне

Твой сумрачный силуэт.

А может быть, жадное ухо

Прижато к жесткой стене

И слышит, как дышит муха

Заснувшая на окне.

Ночь на тебе повисла

И давит со всех сторон.

Мои поющие мысли

Не ловит магнитофон.

Звенят в мег(???)ерце тончайшем,

Попробуй-ка, их запиши.

Все выше летят, все дальше

От черной твоей души.

Знает кошка, чье мясо

Таскала в чужих домах,

С коварством высшего класса,

С укусом змеи впотьмах.

Итог твоей жизни мишурной.

Притворство вдвойне и втройне,

И если места есть в тюрьмах

То не по твоей вине.

Чтож, неси свое бремя

Не сетуя ни о чем,

Тебя караулит время

И ангел стоит с мечом.

Он душу поднимет, как залежь

И грозно предъявит суду,

И ты на себе узнаешь,

Какая тюрьма в аду.

Москва, 1965

И. Богоразу

Когда тает на улице снег,

и глаза у детей, как фиалки,

И прохожим кричат воробьи,

что уже на подходе весна,

Ты идешь, как больной человек,

опираясь на черную палку,

И трясутся колени твои,

и сгибается ниже спина.

Если все-ж таки чистят дворы,

и берутся соседи за окна,

И на лавках их вещи лежат,

и бегут в подворотню ручьи, -

Мы с тобою снимаем ковры,

но нас мысли уносят далеко,

И колени твои не дрожат,

и спина разогнулась почти.

А когда мы ложимся в постель,

разминая затекшие ноги,

То опять забываем в мечтах,

что обоим по тысяче лет.

И за окнами слышим капель,

и она говорит о дороге,

И о черных осенних ночах,

и о море, которого нет.

Неужели нельзя нашу жизнь

повернуть закрывая изнанку?

Были мы так легки на подъем,

до сих пор не сдавались еще.

И теперь, на меня положись,

как на старую верную няньку,

А пока-что побудем вдвоем.

Нам и дома с тобой хорошо.

Москва, март, 1970

Ковры ахал-текинские

Изъеденные молью,

Сравнить вас только с листьями

Могу с душевной болью.

Увядшие, осенние

Как подлинная древность,

Вы смотрите рассеянно

На нашу повседневность.

И ждете своей участи,

Как ждут последней тризны,

Ведь вы уже по сущности

Уходите из жизни.

С ослами и кибитками

Из крашеной кудели,

Как руки, что вас выткали

И что давно истлели.

Бродячие пустынники,

Не знавшие износа,

К чему вам холодильники

И эти пылесосы.

Уж вам в веках не выстоять,

Не стать причастным чуду,

Ковры ахал-текинские,

Душа и шерсть верблюда.

1980

Когда я была маленькой

И ходила в церковь по воскресеньям,

Я думала, что Бог - старичок старенький

И в алтаре служит обедню.

У ангелов были одинаковые лица,

Только Христос от всех отличался,

У Него был венец и багряница,

И Он так грустно улыбался.

Батюшка говорил, что все люди братья,

А маленькие дети - ангелочки,

И я молилась в церкви у распятья,

Чтоб у меня был желтенький кружочек.

Теперь я молиться перестала -

Бог стал и грустнее и строже,

И я довольно скоро узнала,

Что ангелы не так уж похожи.

Это ведь, когда была маленькой

И ходила с няней к обедне,

Думала, что старичок старенький

Для меня приходит по воскресеньям.

Пенза, 1920-1921

Ю. Даниэлю

Баю-бай, баю-бай,

Пусть тебе, дружок, приснится рай.

В раю кораблики плывут,

Там звери добрые живут,

Скорее свои глазки закрывай.

Баю-бай.

А и Б, А и Б,

А и Б сидели на трубе.

Сидели год, сидели пять,

И научились понимать

С полслова, с полувзгляда, КГБ

С полувзгляда КГБ.

Чур меня чур, чур, меня чур,

Чур, меня чур, чурчура.

В Тбилиси у меня друзья,

Стою над пропастью и я,

Желайте мне ни пуха, ни пера,

Ни пуха, ни пера.

По горам, по долам,

Ходит бродит шуба да кафтан,

А в зоне носит Даниэль,

Но не военную шинель,

А телогрейку с горем пополам,

С горем пополам.

Пей до дна, ах, пей до дна.

Хотя бы не твоя была вина,

Попался в лапы и сиди,

К себе сочувствия не жди,

В таких делах все будут сторона,

Все будут сторона.

Ах, ах, ах, ах, ах, ах,

Цветы косилки косят на лугах.

Была когда-то Воркута,

Там шли в могилу без креста,

Но с бирками на высохших ногах,

На высохших ногах.

Ля, ля, ля, ля, ля, ля,

Дела мои, как сажа бела.

И засыпая в темноте,

Молюсь я лежа на тахте,

Чтоб здесь я Богу душу отдала,

Богу душу отдала.

Баю-бай, баю-бай,

Пусть тебе, дружок, приснится рай.

В раю кораблики плывут,

Там звери добрые живут,

Скорей же свои глазки закрывай.

Баю-бай, баю-бай!

Малаховка, 1967

А.А. Андриевской

Спать пора. Ночь у двора.

Спать пора, до утра.

Спят машины и трамваи,

Спят коты и воры,

Свет последний задувая

Спать ложится город.

Но не спит на мягком ложе

Маленькая Коня,

Перед ней, как на ладони

Все одно и то же.

Что же делать, если вместо

Шока нембутала,

Алым флагом машет детство

Из-под одеяла.

Если лезут зеленея

Плети винограда.

И качаются над нею

Звезды Ашхабада.

Неужель ты не устала

Маленькая Коня,

Совершая неустанно

В прошлое погоню.

Отшумел твой день вчерашний,

Непричастный к бою,

Так зачем же, в рукопашной

Ты сама с собою.

Никогда не возвратится

Что упало с воза, -

Посмотри, как сладко птицам

Спится без наркоза.

Спят собаки, спят лягушки,

Винограда плети.

Спят и юные старушки

И седые дети.

Спать пора. Ночь у двора.

Спать пора, до утра.

Москва, 1962

Сыграйте мне пожалуйста, маэстро,

На струнах моей собственной души,

При соучастьи вашего оркестра,

Где флейта и виола хороши.

Я вслушаюсь в отчаянье фагота...

О, как близка его фактура мне,

Как будто кто-то, мой любимый кто-то

Меня зовет в летучей вышине.

И отзовусь, вступая в поединок

Со скрипкой, протянувшей мне копье,-

Ее напев, составленный из льдинок

Вопьется в сердце старое мое.

И тут включится бешеное скерцо,

Чтоб я забыла горести свои,

Чтоб вспомнило разбоженное сердце

Забытые метафоры любви.

Хоть я чужда испанскому фольклору,

С тореадорами и сонмищем быков -

Он пролетит, подобно метеору

С триолями тревожных облаков.

Но мне милей и в сотни раз прелестней