Алла Зимина - Стихи

Там, средь нежной поросли

Я сажусь в траву

И какой-то голос мне

Шепчет в синеву:

"Ты сидишь под вишнями

Тихо, как цветок.

Я молил Всевышнего,

Чтоб он мне помог.

Чтоб друг-друга встретили

Мы, неважно где.

На твоей планете ли

Иль моей звезде.

И вступил незримо я

В сумрак голубой.

Я с тобой, любимая,

Слышишь, я с тобой.

Не жалей, что видела

Не меня, а тень.

До свиданья, милая,

Белая сирень."

Тут слова последние

Смолкли. Тишина.

Кто ж ты, собеседник мой,

Где ты, я одна.

И сижу под вишнями,

Все чего-то жду.

А из дали слышно мне

Словно на ходу,

А из дали слышно мне

"Не грусти... приду..."

март, 1972

И.Богоразу

Когда бы удочку закинула я в небо

И зацепила бы Медведицу за хвост,

Я подарила ее тебе бы.

Но ты, не просишь с неба звезд.

Но только ты, не просишь с неба звезд.

Когда б волшебницы лесов, садов и парков

Соткали мне ковры из всех цветов земных,

Я отдала б их тебе в подарок,

Но ты обходишься без них.

Но в жизни ты обходишься без них.

Когда бы Муза в дом явилась, приготовив

Венки из слов моих, назначенных в тетрадь,

Я положила б, тебе на стол их,

Но ты откажешься опять.

Но знаю, ты, откажешься опять.

А если я отдам тебе, собрав по крохам,

Совместной жизни нашей скопленный багаж,

То отберешь ты, все то, что плохо,

А мне хорошее отдашь.

И тут же мне, все лучшее отдашь.

Москва, ноябрь, 1969

На углу, за поворотом,

Точно псарня,

Это свищут в подворотне

Наши парни.

И выходят две девчонки

На гвоздочках,

Фестивальные юбчонки

И платочки.

Все идет тогда согласно

Этикету

На губах висят бесстрастно

Сигареты.

Ноль вниманья на девчонок,

В круг сомкнулись,

И от ножек их точеных

Отвернулись.

Но и те, как изваянья

Недвижимы,

Подведенными глазами

Смотрят мимо.

А потом уходят парой

Неохотно,

А вослед им смотрят парни

В подворотне.

В подворотне.

Москва, 1963

На старом погосте

согнувшись в три погибели,

стоит она одетая в тряпье.

И кем бы вы ни были,

вы милостыню бросите,

В протянутую руку ее.

В подвале убогом

живет она из милости,

Среди таких же нищих и больных.

Но что ей до сырости,

до женщин с их хворобами

Глаза ее закрыты для них.

Забитой и кроткой

еды не много надо ей,

Одежда дорогая не нужна,

Тюремной решеткою,

и лагерной баландою,

Приучена к лишеньям она.

Все раны излечит,

войдя под кожу дряблую,

Магического шприца острие,

И выпрямится яблоней,

над грязью человеческой

Душа, как в раннем детстве ее.

На старом погосте, согнувшись в три погибели,

Стоит она, одетая в тряпье и т.д.

Коряжма, 1958

Дяде моему, Александру Матвеевичу Богданову

О, подожди, не улетай опять,

Постой еще, как добрый гость в передней,

В старинном фраке, с фалдами до пят,

Пернатый лорд, аристократ последний.

Припев: Аист, одиноко бродящий по лугу,

Опуская длинный клюв, точно рыцарь копье,

Ты как Фауст, смотрящий на прошлое в лупу.

Аист, улетевшее детство мое.

Еще тепло, еще земля поет,

Хоть ночь у дня неслышно время грабит,

Но ты в полетах точен, как пилот,

И никогда не нарушал свой график.

Припев:

Каюсь, мы считали тебя великаном,

Возвышаясь, над простертом на крыше гнезде,

Ты взирал на мена, как на щепку среди океана,

Аист, полюбивший навеки наш дом.

О, еслиб мог ты отменить маршрут.

Не умирать, в пути ломая крылья.

Но ты оставишь, жалкий свой уют,

И устремишься к желтым водам Нила.

Припев:

Каюсь, мы считали тебя великаном,

Возвышаясь, над простертом на крыше гнезде,

Ты взирал на мена, как на щепку среди океана,

Дядя Аист, не вернувшийся больше в наш дом.

Москва, 1965

Для меня ты - первая

В городе фантастика

И цветут гиперболы

На твоем Крещатике.

Там всегда в движении,

Рифмы, как танщовщицы,

Но не для снабжения,

И не для жилплощади.

У тебя не комната,

У тебя Вселенная,

Где живет инкогнито

Птица вдохновения.

Ей не надо зернышек

И вода не надобна -

Кормит ее солнышко,

Молния и радуга.

На свиданье вечером

Ты спешишь к товарищам

И бываешь встречена

Месяцем вздыхающим.

И гуляешь об руку

То с Иван Царевичем,

То идешь по облаку

С Александр Сергеичем.

Москва, 1962

Призывая, по рельсам бегут поезда.

А кого призывают, зачем и куда?

И стучат, и гремят, и бегут ночь и день,

Мимо пашен зеленых, лесов, деревень.

Мимо пашен, лесов, деревень.

И услышав в лесу паровозов гудки,

Устремляются ближе к домам грибники,

И в ответ на внезапный тревожный свисток,

Испугается заяц и дунет в лесок.

Испугается, дунет в лесок.

И меня не минует знакомый мотив,

Прямо в сердце вопьется стрелою призыв,

И напомнит, как в детстве мне пел паровоз:

-"Я везу тебя в жизнь - заплати за провоз!

Заплати, заплати за провоз."

Я слыхала, как ты призываешь меня,

И в бессонную ночь, и в сиянии дня.

Но теперь я тебе ничего не должна,

За проезд я давно заплатила сполна,

И вперед заплатила сполна.

Карабаново, 4-5 сентября, 1979

Ларисе Богораз

В ручье не видно донышка,.

Бежит вода под камушки..

Скажи, скажи Аленушка,.

Где братец твой Иванушка..

.

Не пил ли он запретного.

И кто его науськивал,.

Кащея бить бессмертного.

Правдивой сказкой русскою?.

.

Уж ночь грохочет ступою,.

Пугает злыми харями.

И стонет сердце глупое,.

И плачут очи карие..

.

Но есть на небе солнышко,.

Оно со сказкой рядышком..

Не плачь, не плачь Аленушка,.

Вернется твой Иванушка.

Москва, 1966

Вдоль дороги, шел прохожий, по обочине,

Мимо шумных и умолкших деревень,

Низко кланялся он людям озабоченным,

Улыбаясь говорил им: "Добрый день!"

Что-то в нем сердца людские, сразу трогало

Будто был давно он каждому знаком.

И запомнилась рубаха его строгая,

И что шел он вдоль дороги босиком.

Борода его густая, как черемуха,

Завитками белоснежными цвела.

Опирался он на на стебель от подсолнуха,

А веревка подпояскою была.

И глаза блестели ласково, как вишеньки

Из-под мягкой бахромы его ресниц.

Шел прохожий, вознося хвалу Всевышнему,

За чудесный летний день и пенье птиц.

И когда он поравнялся с забегаловкой,