Бертольд Брехт - Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Когда я был юн, для меня по моей просьбе
Вырезали ножом на деревянной доске и разрисовали тушью
Портрет старика, скребущего покрытую коростой грудь.
Взгляд его был преисполнен мольбы и надежды на поученье.
Но другой доски, что должна была висеть рядом с первой,
С изображением молодого человека, поучающего старика,
Так для меня и не сделали.

Когда я был юн, я надеялся
Найти старика, согласного, чтоб его поучали.
Когда я состарюсь, меня, я надеюсь,
Найдет молодой человек,
Согласный меня поучать.

Во время бегства от маляра в Соединенные Штаты
Мы внезапно заметили, что наш маленький корабль стоит на месте.
Всю ночь и весь день
Он стоял неподвижно на уровне Луцона в Китайском море.

Некоторые говорили, что виною тому — тайфун, свирепствующий на севере,
Другие опасались немецких пиратов.
Все
Предпочитали тайфун немцам.

На девятый год бегства от Гитлера,
Изнуренная скитаниями,
Холодом, голодом зимней Финляндии,
Ожиданием визы на другой континент,
Умерла товарищ Штеффин {95} 95 После смерти моей сотрудницы М. Ш. (стр. 237). — Маргарете Штеффин — служащая и член коллектива молодых актеров — исполняла роль служанки в берлинской постановке «Матери» Брехта (1932 г.). С этого времени она принадлежала к кругу ближайших сотрудников Брехта. Тяжело больная, она эмигрировала вместе с ним в 1933 г., делила его скитания. В мае 1941 г. по пути из Финляндии в США она скончалась в Москве от туберкулеза легких.
В красной столице Москве.

Погиб мой генерал,
Погиб мой солдат.

Ушел мой ученик,
Ушел мой учитель.

Умер мой опекун,
Умер мой подопечный.

Когда час наступил и не столь уж непреклонная смерть,
Пожав плечами, мне показала пять истлевших легочных долей,
Бессильная жизнь залатать шестой, последней,
Я поспешно собрал пятьсот поручений,
Дел, которые надо исполнить тотчас и завтра, в грядущем году
И в ближайшее семилетие,
Задал множество важных вопросов, которые
Разрешить могла лишь она, умирающая.
И, поглощенная ими,
Она легче приняла смерть.

В память хрупкой моей наставницы.
Ее глаз, пылавших синим гневным огнем,
Ее поношенной накидки, с большим
Капюшоном, с широким подолом, я переназвал
Созвездие Ориона в созвездие Штеффин.
Глядя теперь в небо и грустно покачивая головой,
Я временами слышу слабеющий кашель.

Руины.

Вот еще деревянная шкатулка для черновиков,
Вот баварские ножички, конторка, грифельная доска,
Вот маски, приемничек, воинский сундучок,
Вот ответы, но нет вопрошающего.

Высоко над деревьями
Стоит созвездие Штеффин.

Я слышал, ты поднял на себя руку,
Чтобы не дать палачу работы.
Восемь лет в изгнании наблюдая, как крепнет враг,
Ты последней не одолел границы
И земной перешел рубеж. {97} 97 Ты последней не одолел границы // И земной перешел рубеж… В сентябре 1940 г. Беньямин, спасаясь от немецко-фашистских войск, был задержан испанским патрулем при попытке перейти франко-испанскую границу. Понимая, что он будет выдан гестапо, Беньямин предпочел добровольную смерть.

Рушится Европа. В главы государств
Выходят главари бандитских шаек.
Столько оружия, что людей не видно.

Будущее объято тьмой, а силы
Добра ослаблены. Ты это понял
И добил свое измученное тело.

Размышляя, как я слышал, про ад,
Мой брат Шелли решил, что это место
Похоже приблизительно на город Лондон. Я,
Живущий не в Лондоне, но в Лос-Анджелесе,
Размышляя про ад, нахожу, что еще больше
Он должен походить на Лос-Анджелес.

И в аду,
Несомненно, есть такие же пышные сады
С цветами размером с дерево, правда, вянущими
Мгновенно, если их не полить
Весьма дорогой водой. И фруктовые рынки
С завалами плодов, впрочем,
Лишенных запаха и вкуса. И бесконечные
Колонны автомобилей, которые
Легче своих же теней, быстрее
Глупых мыслей — сверкающие лимузины,
А в них розовые люди, пришедшие из ниоткуда, едущие в никуда
И дома, построенные для счастливых и поэтому
Пустые, даже когда заселены.
И в аду не все дома уродливы.
Но страх быть выброшенным на улицу
Снедает обитателей вилл не меньше,
Чем обитателей бараков.

Я, изгнанный на ярмарку, бреду,
Живой среди живоподобных мумий;
Кому продать плоды моих раздумий?
Бреду по старым камням, как в бреду,

По старым камням, вытертым до блеска
Шагами безнадежных ходоков.
Мне «spell your name» [3] Скажите ваше имя по буквам ( англ .). твердят из-за столов,
Ах, это «name» звучало прежде веско!

И слава богу, если им оно
Неведомо, поскольку это имя
Доносом обесчещено давно.
Мне приходилось толковать с такими;
Они правы, что, судя по всему.
Не доверяют рвенью моему.

Дела в этом городе таковы, что
Я веду себя так:
Входя, называю фамилию и предъявляю
Бумаги, ее подтверждающие, с печатями,
Которые невозможно подделать.
Говоря что-либо, я привожу свидетелей, чья правдивость
Удостоверена документально.
Безмолвствуя, придаю лицу
Выражение пустоты, чтобы было ясно,
Что я ни о чем не думаю.
Итак,
Я не позволю никому попросту доверять мне.
Любое доверие я отвергаю.

Так я поступаю, зная, что дела в этом городе таковы, что
Делают доверие невозможным.

Все-таки временами,
Когда я огорчен или отвлечен,
Случается, что меня застигают врасплох
Вопросами: не обманщик ли я, не соврал ли я,
Не таю ли чего-нибудь?
И тогда я по-прежнему теряюсь,
Говорю неуверенно и забываю
Все, что свидетельствует в мою пользу,
И вместо этого испытываю стыд.