Антология - Советская поэзия. Том второй

Невозможность явиться
И в любом пустяке
Невзначай воплотиться,
Как дано пустельге.

На скамейке, подмокшей
От весеннего льда,
Голос, не превозмогший
Красоты и стыда.

Это даже не слово,
Что в сердцах говорим.
Дивный слепок с чужого,
Населенный своим.

Когда я уронил себя
Лицом в ладони
При свете лампочки ночной
В ночном вагоне,
Когда я гордость потерял,
А ты не знала,
Наш паровик то в ночь нырял,
То в день вокзала.
Ребенок плакал в тишине,
Вдруг наступавшей…
Всей жизнью ты казалась мне
Моей пропавшей.
Когда я оторвал от рук
Лицо под утро,
В окне синело. Все вокруг
Шептало смутно.
Кондуктор шел. За ним вослед
Цыганок очи…
Мне было девятнадцать лет.
В такие ночи!
Одна сказала: «Слушай, князь,
Дай погадаю…»
Я улыбнулся, поклонясь:
«Уже все знаю».
И долго ей глядел вослед
Тепло и мудро…
Мне было девятнадцать лет.
В такое утро!
Не плакал мальчик на руках,
А, рот разиня,
Смотрел, как мчалась,
Вся в снегах,
В гудках,
Россия.
Шел день, наращивая пыл
От полдня к полдню…
Тебя, соседей позабыл.
Цыганку помню.

И самый юный в мире дождь
Исчез за первым поворотом.
И показалось: ты идешь
По тротуарам, как по нотам.

И я впервые ждал: тобой,
Тебе навеки посвященный,
Как переулок голубой,
Не камнем — лунами мощенный.

Был в лужах весь окрестный свет.
А их оставил дождик краткий,
Как перевернутый ответ
Под легкой детскою загадкой.

Ведь воробьиной тишины
Мерцала первая отрада.
Ведь больше не было войны
И было в мире столько лада.

И снова голубь ускользал
От голубей в иные сети.
И я тогда еще не знал,
Что нет единственной на свете.

Черные ветки России
В белом, как небо, снегу.
Эти тропинки глухие
Я позабыть не смогу.

С веток в лесу безымянном
Падает маленький снег.
Там, в отдаленье туманном,
Тихо прошел человек.

Между сугробами дровни
Прошелестели едва.
Белая ель, как часовня,
Ждет своего рождества.

Белые ветки России
В синем, как небо, снегу.
Эти проселки седые
Я позабыть не смогу…

Острое выставив ушко,
Белка, мала и бела,
Как часовая кукушка,
Выглянула из дупла.

Ничего от той жизни,
Что бессмертной была,
Не осталось в отчизне,
Все сгорело дотла.

Роковые изъятья.
Не назначенный бал.
Край светлейшего платья
Разве я целовал?

Как в иную присягу
На погибель и рай
Небывалого стяга
Независимый край…

Ничего от той жизни,
Что бессмертной была,
Не осталось в отчизне.
Все сгорело дотла.

Все в снегу, точно в пепле,
Толпы зимних пальто.
Как исчезли мы в пекле,
И не видел никто.

Я грущу о зажиме
Чрезвычайной тоски,
Как при старом режиме
Вашей белой руки.

Вспомнить — сажей несметной
Так и застится высь.

— Да была ли бессмертной
Ваша личная жизнь?
Есть ли Вечная запись
В Книге Актов благих?

— Только стих.
Доказательств
Больше нет никаких.

Упаси меня от серебра
И от золота свыше заслуги.
Я не знал и не знаю добра
Драгоценнее ливня и вьюги.

Им не надо, чтоб был я иной,
Чтоб иначе глядел год от года.
Дай своей промерцать сединой
Посреди золотого народа.

Это страшно — всю жизнь ускользать,
Уходить, убегать от ответа.
Быть единственным —
а написать
Совершенно другого поэта.

Ты лети,
Мой змей воздушный,
В облака легко лети.
И мои мечты послушно

В даль с собою
Захвати.
Над горами,
Над долиной
Свой верша
Небесный путь,
Пару крыльев голубиных
Взять с собой не позабудь!

На сияющем экране
Тянет нитку парусок —
И мальчишеских исканий
И дерзания исток.

Схвачен солнечным пожаром,
Пролетай, бумажный змей,
Над дувалом,
Над базаром
В страны юности моей,
Ты,
Летающий всех выше,
Здесь покинь седую высь,
На одну родную крышу
Белой птицей опустись.

Там,
Где, голову закинув,
Взор от солнца заслоня,
Мальчик смотрит в сердцевину
Расцветающего дня.
В неокрепшей
Юной силе,
Вешним солнцем озарен, —
Словно пару ловких крыльев
За спиной почуял он.
Вспоминаю я рассвет тот,
Пору юности моей.
Где теперь мальчонка этот?
Где его воздушный змей?

Не баловень куртины пышной —
Цветок мне дорог полевой,
Непритязательной, неслышной,
Такой обычной красотой.

С таким простым очарованьем
Он пахнет лугом и травой,
Как песня в поле утром ранним, —
Дыханье жизни в ней самой.

Вечеров моих школьных девушки
тащат сумки, бредут усталые,
дома дети, заботы семейные,
тяжесть буден на плечи легла.
Встретишь изредка одноклассника,
на макушке лысина светится.
Малый гордый был и уверенный,
а ведь сколько сбил каблуков.

Не заметил — а лет прибавилось,
не заметил — а дело к старости,
дети выросли, время катится,
что поделаешь? — годы идут.
Споры, свары и неурядицы,
деньги, глупые подозрения.
Где же синяя птица юности?
Улетела юность искать.

Рано, рано оружие складывать,
туфли стоптанные разыскивать.
До зимы еще время немалое,
все заветное — впереди.
Смех храните, в глазах сверкающий,
до последнего вальса щемящего,
школьный вечер храните и девушек,
все, что было единственный раз.

Снегопады, снегопады,
белый свет заволокло,
неба гулкие громады,
как зеленое стекло.

Стынет иней млечно-синий,
белым следом блещет мгла,
из-за льдистых дышит линий
жажда слова и тепла.