Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

В душе проснулась дремлющая рана,
И мне хотелось, веря в эту ложь,
Нажать на ручку тормозного крана.
К чему, к чему? Ведь юность не вернешь.

Когда сюда входила ты,
То на оранжевых обоях,
Как в поле, синие цветы
Цвели в те дни для нас обоих.

Но ныне облик их не схож
С цветами подлинными в поле...
Обои выгорели.
Что ж,
А мы-то лучше стали, что ли?

Расстались мы давным-давно...
Как говорится, песня спета...
Я не снимаю все равно
Стенного твоего портрета:

Под ним, хранимы в темноте
Тобой — от солнца и от пыли,
Цветы не выгорели те
И помнят всё, что мы забыли.

Сама весна бредет с тобою рядом
То в дождевой, то в солнечной пыли,
И возникает радуга над садом,
Где яблони сегодня зацвели.

Сложи подзорной трубкою ладони,
Смотри и верь хоть краешком души,
Что там Весна на голубом картоне
Цветные пробует карандаши.

Всего мне мало...
Пусть в мгновенье это
Все семь цветов я вижу без труда, —
Но все ж невольно жду восьмого цвета,
Который в детстве снился иногда.

Мы в поздний час в июльский вечер любим
Следить, как пар клубится над рекой,
И ждать, когда в луны беззвучный бубен
Ударит полночь смуглою рукой.

А солнце тонет в розоватой пене,
И с каждым мигом в мире все темней,
И на луга от рощ ложатся тени,
Сгибая травы тяжестью своей.

И ночь, как башня черная, встает,
Серебряным увенчанная кругом,
Над спящим лесом, над туманным лугом,
Над озером, над кочками болот.

Дневных кустов, полдневную траву
Нам не узнать в луны свеченье мутном —
Как будто сны, прервавшиеся утром,
Овладевают нами наяву.

В такую ночь, устав кружиться в танце
И возмущать серебряную гладь,
Русалки на плотины гидростанций
Садятся косы длинные чесать;

Расплывчатые тени великанов
Беспечно бродят в сумрачном лесу,
И эльфы из фарфоровых стаканов
На проводах ночную пьют росу.

И нам в любое счастье верить можно,
Как будто в этот безмятежный час
От суеты и от печали ложной
Сама природа охраняет нас.

В твоем краю туман ползет по кочкам,
Росой и тмином тянет от полей,
И кошкою, свернувшейся клубочком,
Спит облако над крышею твоей.

И вспыхивают тихие зарницы,
И зреет рожь, и отдыхает сад,
И, словно утомившиеся птицы,
На ветки сев, большие звезды спят.

Мой поезд мчится, дождь по крыше хлещет,
От скорости шатается вагон,
И ночь, к стеклу прижатая, трепещет,
Как черный исполинский махаон.

Стучат колеса гулко и нестройно,
Но и сквозь дождь, сквозь версты слышу я,
Как ты спокойно дышишь.
Спи спокойно,
Счастливая бессонница моя.

Легки они, и участь их легка,
Тревоги нет в полете молчаливом, —
Как мотыльки на пламя, облака
Летели к солнцу над заливом.

Как лепестки неведомых цветов,
Развеянные бурей отдаленной,
Они летели над водой зеленой,
Чтобы упасть у дальних берегов.

А здесь камыш цеплялся за весло,
Безвольный руль петлял, чертил зигзаги...
И нас к закату по усталой влаге
Неверное течение несло.

Против нас полки сосредоточив,
Враг напал на мирную страну.
Белой ночью, самой белой ночью
Начал эту черную войну!

Только хочет он или не хочет,
А свое получит от войны:
Скоро даже дни, не только ночи,
Станут, станут для него черны!

Совсем недалеко от Ленинграда,
Один, но в братском боевом строю,
Я нынче на посту у огнесклада
С винтовкою-драгункою стою.

Передо мной, за земляною складкой,
Лежит, похожа на обычный луг,
Аэродрома Н-ского площадка,
И «гнезда» самолетные вокруг.

За летным полем — леса темный гребень.
А дальше, в пламенеющей ночи,
В опасном небе, в ленинградском небе, —
Прожекторов широкие мечи.

Мы знаем, враг сомкнул тиски осады...
К подножью прочных ленинградских стен
Сползлись моторизованные гады...
Мы — в окруженье... Но оно — не плен!

Мы знаем — враг свои обстрелы множит,
В листовках нам погибелью грозит,
Он сбрасывает бомбы и, быть может,
Готовит и иприт, и люизит.

Но есть у нас бензин и есть оружье —
Его вручила нам Отчизна-Мать...
Мы в верности клялись — и все, что нужно,
Мы совершим, чтоб Питер отстоять!

О други! В испытаньях предстоящих
Да будет совесть каждого чиста!
Пока не даст нам смены разводящий,
Мы не покинем своего поста!

На станции сойдя прифронтовой,
Иной дороги к западу ищи ты;
За семафором путь порос травой
И рельсы тусклой ржавчиной покрыты.

Недалеко отсюда враг залег —
Здесь лес шумит встревоженно и дико.
Как выпавший из топки уголек,
Горит на шпалах алая гвоздика.

Почти двенадцать месяцев прошло
Со дня, когда кольцо блокады сжалось,
И семафора белое крыло
Ни разу с той поры не подымалось.

Боец, суров и труден путь войны,
Невмоготу бывает временами,
Но все от нас зависит. Мы вольны
Сполна вернуть утраченное нами.

И знай, идя в кровопролитный бой
Сквозь загражденья, выстрелы и взрывы, —
Не только за тобой — и пред тобой
Твоя земля, твои леса и нивы...

Мы победим! Борись за день, когда
Падут враги... Тогда на запад снова
Пойдут по расписанью поезда
И ржавчина сойдет с пути стального.

Тогда пороховой осядет дым,
И расточится полутьма седая,
И семафор взмахнет крылом своим,
Как птицы машут, клетку покидая.

И вот весна. И с моря влажный ветер,
И легкий запах зелени лесной,
И каждый день торжественен и светел,
Как прошлой, невоенною весной.

Но старого собора купол серый
(А помнишь — он был ярко-золотой),
И окна, ослепленные фанерой,
И мрак ночей, зловещий и пустой,

И всё — куда ни взглянем, где ни ступим, —
Всё нам твердит о длящейся войне.
Но Ленинград, как прежде, неприступен —
Все испытавший, он сильней вдвойне.