Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Еще гроза над ним не отшумела,
Еще врагов не прорвано кольцо,
Но дышит он весной и смотрит смело
Великому грядущему в лицо.

Длится пушек смертная беседа,
Каплет кровь с отточенных штыков,
Не в венке из роз идет Победа
Впереди разгневанных полков.

Гневом дышит лик ее суровый,
Путь ее тревожен и далек, —
На ее чело венец терновый
Из колючей проволоки лег.

Все неотвратимей, все суровей
Воинов на бой она зовет,
И черны от пороха и крови
Руки, устремленные вперед.

И, степными зыблемый ветрами,
Пламенем пожаров озарен,
Плащ ее колышется над нами
Пурпуром простреленных знамен.

Не возвращались птицы этим летом
В блокированный город Ленинград,
Но осенью, как прежде, в сквере этом
Деревья бледным золотом горят.

Здесь никуда от прошлого не деться,
Ты рад не помнить, но оно с тобой.
Сквер городской, тебе знакомый с детства,
Не обойти окольною тропой.

Здесь ты еще мальчишкой глупым бегал,
Из-за лапты опаздывая в класс,
Здесь на дорожке, занесенной снегом,
Ты целовался в самый первый раз.

И освещает скудный свет заката
Скамью у невысоких тополей —
На ней ножом ты вырезал когда-то
Инициалы девушки своей.

Но всё на свете и страшней, и проще,
Чем думал ты в минувшие года, —
Пришла война, обугливая рощи
И под откос швыряя поезда...

Спроси себя в осенний этот вечер —
Что для отчизны сделано тобой?..
За прошлые, за будущие встречи,
За этот сквер, за город длится бой.

Ты помнишь дни?.. Гремя металлом,
И день и ночь трудиться рад,
Перекликался порт с вокзалом —
Так брата окликает брат.

И отходящему составу
Корабль, покинувший причал,
Через кварталы и заставы
Гудком веселым отвечал.

Теперь в порту не слышно песен,
Дым не струится в высоту —
Покрыла ржавчина и плесень
Сооружения в порту.

Суда застыли на приколе,
За молом море им видно,
Но дни идут... идут, — доколе
Им ждать отплытья суждено?

Их загнала сюда блокада,
Во дно вогнала якоря,
Но тихих пристаней не надо
Гигантам, пенившим моря...

Умолк вокзала грохот резкий,
На всем молчания печать, —
Здесь расставаться больше не с кем,
Здесь больше некого встречать.

Перрон асфальтовой пустыней
Уходит вдаль.
Туман и мгла.
Здесь паровозы дальних линий
В тупик блокада загнала.

Они стоят темны и строги,
Безмолвно вглядываясь в даль, —
Им снятся дальние дороги
И рельс мерцающая сталь.

Им сна не надо и ночлега,
Пред ними путь прямой, как меч.
О, только дайте им для бега
Стальные мускулы напречь!

А город, взором соколиным
Вонзаясь в дымный сумрак дня,
Стоит бессмертным исполином
В кольце металла и огня.

Настанет час — неудержимо
Мой город двинется вперед
И, как огромная пружина,
Врага на запад отшвырнет.

И под винтами пеной белой
Вскипит балтийская вода,
И словно огненные стрелы
В туман вонзятся поезда.

И после многодневной ночи,
В мазутном блеске и дыму,
Вокзал проснется, загрохочет —
И порт откликнется ему.

Мой город непреклонен и спокоен,
Не ослеплен слезами взор сухой.
Он темными глазницами пробоин
На Запад смотрит в ярости глухой.

Он гордо ждет намеченного срока,
Чтоб, все сметая на своем пути,
Внезапно, справедливо и жестоко
Все счеты с неприятелем свести.

Взорвется ярость города глухая, —
И для врага настанет Страшный суд,
И с мест дома сорвутся, громыхая,
И в наступленье улицы пойдут!

Все в бой пойдет, чтоб отомстить за муки, —
Каналы хлынут через берега,
И, протянув обугленные руки,
Пойдут деревья задушить врага.

И в бой всесокрушающе-победный,
Тяжелыми доспехами звеня,
За Пулково помчится Всадник Медный,
Пришпоривая гордого коня.

И в грохоте и в скрежете металла,
По всем проспектам промелькнув за миг,
От площади Финляндского вокзала
К Урицку устремится броневик.

Все каменное, медное, живое —
Все в бой пойдет, когда придет пора,
И танки, зло и напряженно воя,
И пехотинцы с криками «ура», —

Так будет смят врага бетонный пояс,
И мы с боями двинемся вперед,
И с каждого вокзала бронепоезд
По направленью к Западу пойдет!

Как бы ударом страшного тарана
Здесь половина дома снесена,
И в облаках морозного тумана
Обугленная высится стена.

Еще обои порванные помнят
О прежней жизни, мирной и простой,
Но двери всех обрушившихся комнат,
Раскрытые, висят над пустотой.

И пусть я все забуду остальное —
Мне не забыть, как, на ветру дрожа,
Висит над бездной зеркало стенное
На высоте шестого этажа.

Оно каким-то чудом не разбилось.
Убиты люди, стены сметены —
Оно висит, судьбы слепая милость,
Над пропастью печали и войны.

Свидетель довоенного уюта,
На сыростью изъеденной стене
Тепло дыханья и улыбку чью-то
Оно хранит в стеклянной глубине.

Куда ж она, неведомая, делась,
Иль по дорогам странствует каким
Та девушка, что в глубь его гляделась
И косы заплетала перед ним?..

Быть может, это зеркало видало
Ее последний миг, когда ее
Хаос обломков камня и металла,
Обрушась вниз, швырнул в небытие.

Теперь в него и день и ночь глядится
Лицо ожесточенное войны.
В нем орудийных выстрелов зарницы
И зарева тревожные видны.

Его теперь ночная душит сырость,
Слепят пожары дымом и огнем.
Но все пройдет. И, что бы ни случилось, —
Враг никогда не отразится в нем!

Совсем такой, как снится детям,
То как туман, то как дымок, —
Совсем нежданно утром этим
Улегся снег на твой порог.

Тропа, еще вчера сырая,
Белея под стопой Зимы,
Алмазным пламенем сгорая,
Ведет на дальние холмы.

Деревья, как перед расстрелом,
Готовые упасть назад,
На гребне, над обрывом белым
Оледенелые стоят.

Иди наверх по мерзлым глыбам,
С обрыва не спуская глаз.
Он не впервые, снег твой, выпал,
Но, может быть, — в последний раз.