Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Пусть разменной монетой не служат они —
Золотым эталоном их в сердце храни!

И не делай их слугами в мелком быту —
Береги изначальную их чистоту.

Когда радость — как буря, иль горе — как ночь,
Только эти слова тебе могут помочь!

В квартире одной коммунальной,
Средь прочих прописанных лиц,
Живет пожилой и печальный
Чудак, выпускающий птиц.

Соседи у рынка нередко
Встречают того чудака —
С большой самодельною клеткой
Стоит он у зооларька.

С получки своей небогатой
Накупит чижей и синиц
И за город едет куда-то
Чудак, выпускающий птиц.

Плывут мимо окон вагонных
Сады и асфальт автострад,
На месте поселков сожженных
Другие, не хуже, стоят.

Качаются дачные сосны,
И речки прозрачны до дна,
И даже сквозь грохот колесный
Земная слышна тишина.

А все же душа не на месте,
И радости нет в тишине:
Без вести, без вести, без вести
Пропал его сын на войне.

И вот полустанок невзрачный
У стыка рокадных дорог...
В болотистом месте, не дачном,
Рубеж обороны пролег.

Отыщет старик не впервые
Пехотной дивизии тыл,
Где встали цветы полевые
На холмики братских могил.

Но где приклонить ему взоры,
Куда ему сердцем припасть,
Где холмик найти, над которым
Он мог бы наплакаться всласть?..

Он с клетки снимает тряпицу,
Потом открывает ее —
Молчат присмиревшие птицы
И в счастье не верят свое.

Но крылья легки и упруги,
И радость растет на лету, —
В каком-то счастливом испуге
Взмывают они в высоту.

Летят над землею зеленой,
Летят без дорог и границ,
И смотрит на них умиленно
Старик, выпускающий птиц.

Если долго на месте живешь —
Начинает казаться,
Что не так уж земля велика,
С каждым месяцем меньше она.
Вкруг тебя постепенно
Сжиматься она начинает.
Словно вишня вкруг косточки,
Сохнет она вкруг тебя.

Так мелеет душа.
Ты большим себе кажешься, мудрым,
Но корабль твоей жизни
Цепляется днищем за дно:
То в душе обнажаются
Отмели темных желаний,
Мелкой зависти ил,
Отложенья умерших обид.

Только с места сорвись —
И земля под тобой вырастает,
Обретает свой запах и цвет,
Наливается спелым плодом.
Ты не центр ее больше,
Ты — равный со всеми живыми.
Как ты мал и всесилен
На этой огромной земле!

Какая светлая воля,
Радость в душе и теле!..

Весною он вышел в поле,
С больничной сойдя постели.

Природы тайны живые,
Лесные сизые дали
Не заново, а впервые,
Казалось, ему предстали.

Где он проходил — мгновенно
Сужались пред ним канавы,
Доверчиво и смиренно
Пред ним расступались травы.

Он шел, он пьянел и слушал,
Хвалу ему листья пели,
И мир шептал ему в душу:
«Таков я на самом деле!

Таков я весь — без обмана, —
Поющий и говорящий;
Я завтра привычным стану,
Сегодня я — настоящий!»

Ни город здесь, ни пригород. В тумане,
За кочками болотистых полей,
Видны домов ступенчатые грани
И острые обводы кораблей.

Старик понурый в серой душегрейке
Шагает вдоль морщинистой воды;
В его ведре — щурята и уклейки
И отблеск Марса — огненной звезды.

Горит над ним комочек света алый,
Мерцает, будто уголек в золе.
При нем он больше никогда, пожалуй,
Так близко не придвинется к Земле.

Снова листья легли на дорогу
И шуршат под ногами опять —
Так их в мире бесчисленно много,
Что никак их нельзя не топтать.

Мы спешим, мы красы их не ценим —
В жизни есть поважнее дела,
Но вчера на асфальте осеннем
Ты упавший листок подняла.

Как он вырезан точно и смело,
Как горит предзакатным огнем!
Ты на свет сквозь него поглядела —
Кровь и золото смешаны в нем.

Может вызвать он гордость и зависть,
Драгоценностью вспыхнуть во мгле...
Как дивились бы, как изумлялись,
Если б был он один на земле!

Сидит задумчивая птица
В лесной глуши у родника,
И тихо капает водица
Из каменного желобка.

И по извилистому ложу
Бежит на северо-восток
Весь в серебристой мелкой дрожи
Едва приметный ручеек.

Бежит серебряною тропкой
К судьбе, к погибели морской.
Сперва он речкой станет робкой,
Потом — степенною рекой.

Впадая в море, загордится,
Забудет важная река,
Что где-то капает водица
Из каменного желобка,

Что где-то в тишине зеленой
Немая радость разлита,
Что так светла воды студеной
Младенческая чистота.

Мы старые островитяне, —
В печальный и радостный час
Незримыми тянет сетями
Любимый Васильевский нас.

Здесь, острые мачты вздымая,
Не прячась по теплым углам,
Душа Ленинграда прямая
Вполне открывается нам.

Пойдем же на остров счастливый,
В кварталы, где шум городской
Сливается с гулом залива,
С немолкнущей песней морской!

Я вижу: лежит он на плане,
В грядущее запросто вхож, —
Как будто Петру марсиане
Подбросили этот чертеж.

Он прямоугольный и строгий
И пронумерованный весь, —
Никто не собьется с дороги,
Никто не заблудится здесь.

Не прячась от мира и ветра,
Легли от воды до воды,
Прямы, как мечта геометра,
Негнущихся улиц ряды.

Могуч, деловито-спокоен,
Балтийской волною омыт,
Кораблестроитель и воин,
Васильевский остров стоит.

Он с нами в грядущее верит,
Он нашею правдой силен, —
И трубы здесь воткнуты в берег,
Как древки победных знамен.

На снимках, на гладких открытках
Он не интересен на вид,
И, как шоколадная плитка,
На дольки кварталов разбит.

Но есть красота в нем иная,
И вот он встает предо мной —
На дольки разбит, как стальная
Рубашка гранаты ручной.

Он высится злой, справедливый,
Сурово терпя до поры
Ночные бомбежки, разрывы
Снарядов с Вороньей горы.