Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Не страшась в тяжелый час
Никаких невзгод,
Он на Марсе ради нас
Полный взял расчет.

С нами радость и беду
Он делить привык,
Быстро, прямо на ходу,
Выучил язык.

Был он доброй шутке рад,
Незаносчив был.
В самокрутке самосад
Запросто курил.

«Что на Марсе за народ? —
Спрашивали мы. —
Есть ли рощи, синий лед,
Снежные холмы?

Есть ли страны, рубежи,
Золото и сталь?
Есть ли там любовь, скажи,
Есть ли там печаль?»

Он болтать был не мастак,
Он курил, молчал,
На вопросы наши так
Кратко отвечал:

«Есть любовь и есть отказ,
Есть закатный свет, —
Все там — вроде как у вас,
Только смерти нет.

Там, на Марсе на моем,
Жизнь всегда в цвету.
Я вам как-нибудь о нем
Лекцию прочту».

Марсианин умирал
На Земле моей,
С Марса он сюда не ждал
Белых кораблей.

Он, громя врага в упор
В боевом строю,
У деревни Спасский Двор
Отдал жизнь свою.

Лежа в мерзлом лозняке,
Пулею сражен,
На нездешнем языке
Тихо бредил он.

Он сквозь горестную дрожь
Продолжал твердить
Словно все одно и то ж —
Имя, может быть?

Он глядел в ночную тьму,
В звездную метель,
Я под голову ему
Подложил шинель.

С дальней родины своей
Не сводил он глаз,
Протянул он руки к ней —
И ушел от нас.

И его среди зимы
Схоронили здесь.
Так и не узнали мы,
Что на Марсе есть.

Нет подробностей у нас,
Что там за народ...
Вот она, планета Марс,
По небу плывет.

Я пил из колодцев пустыни,
Воды я не помню вкусней,
Хоть, кажется, горечь земная
Изрядно подмешана к ней.

Но в этом волнистом просторе,
Где ни колеи, ни следа,
Такой драгоценной и чистой
Казалась мне эта вода!

Из ржавой консервной жестянки,
С обросшим и жадным лицом,
Напиток богов и верблюдов
Я пил, позабыв обо всем.

Из водопроводного крана
Струя холодна и вкусна,
В ней горечи привкуса нету,
Да только не та ей цена.

Иной ее выпьет лениво
И даже невкусной найдет, —
А в горьких колодцах пустыни
И горечь за сладость сойдет.

Кто пил из далеких колодцев,
Навеки запомнил одно:
Чем счастье трудней достается,
Тем сердцу дороже оно.

Там, где кончается Ленинград,
Начинается море.
Пенные волны шумят
В белесом просторе.

С лодки вглядишься — вдали
Различаешь ты мало-помалу:
Осторожно идут корабли
По Морскому каналу.

А на другой стороне
Увидишь крылатые яхты,
Сосны в закатном огне,
Отмели Лахты.

Море... Лазури в нем нет,
Синим назвать его трудно,
Море покрашено в цвет
Военного судна.

Только тебе все равно:
Пусть не синее, не голубое, —
Счастлив ты тем, что оно
Рядом с тобою.

Как будто и глаза похуже,
Но все ясней за годом год
В своем стоцветном всеоружье
Земля передо мной встает.

Она встает, в глаза мне кинув
Снегов живую белизну,
Цветов невзрачных, трав низинных
Таинственную новизну.

От рощи, от речной излуки
Не отвести порою глаз.
О, как в предвиденье разлуки
Взор обостряется у нас!

Неужто только на исходе,
В преддверье вечной слепоты,
Дано нам различить в природе
Ее заветные черты?

Под Кирка-Муола ударил снаряд
В штабную землянку полка.
Отрыли нас. Мертвыми трое лежат.
А я лишь контужен слегка.

Удача. С тех пор я живу и живу,
Здоровый и прочный на вид.
Но что, если все это — не наяву,
А именно я был убит?

Что, если сейчас уцелевший сосед
Меня в волокуше везет,
И снится мне сон мой, удачливый бред
Лет эдак на двадцать вперед?

Запнется товарищ на резком ветру,
Болотная чвякнет вода, —
И я от толчка вдруг очнусь — и умру,
И все оборвется тогда.

Твое несчастье в том, что ты не знал беды,
Легки твои пути, легки твои труды.
Пусть говорят слепцы: тебе во всем везет, —
Но не хотел бы я шагать с тобой в поход.

Я видывал таких. Ты добр, покуда сыт,
Покуда твой кусок легко тобой добыт.
До первой встряски ты и ловок, и умел,
До первой рюмки трезв, до первой драки смел.

С товарищем моим пошел бы я в поход,
Хоть в жизни, говорят, ему и не везет.
Победы он знавал, но и хлебнул беды,
Трудны его пути и нелегки труды.

Он — не на побегушках у судьбы,
Он падал и вставал, шаги его грубы.
Такой не подведет, он жизнью закален,
Его удача в том, что неудачник он.

Холодновато пахнет мята,
Деревья клонятся ко сну,
И ночь на краешек заката
Плывет, как щука на блесну.

И в линию одну во мраке
Слились окрестные леса,
Созвездий огненные знаки
Вмонтированы в небеса.

Сова, владычица ночная,
Летит, хвостом своим руля, —
И спит, цены себе не зная,
Умаявшаяся земля.

Ни шелеста, ни взлета ветра,
Недвижны иглы на сосне,
Лишь вздрагивает чуть заметно
Трава, растущая во сне.

Не ревнуй меня к одиночеству,
Этой ревности не пойму.
Иногда человеку хочется
Одному побыть, одному.

Не кори, что порой рассветною,
В ясной утренней тишине,
С рощей, с тропкой едва заметною
Я встречаюсь наедине.

И, шагая в утреннем свете, я
Вижу, счастлив и одинок,
То, чего бы ни с кем на свете я
Увидать бы вдвоем не смог.

Нет, отшельничества не жажду я,
Не бегу от света во тьму.
Иногда ведь хочется каждому
С миром встретиться одному.

В маленькой гостинице районной,
В среднеазиатском городке,
Я тебя припомнил удивленно,
Замер с папиросою в руке.

Ты мне неожиданно предстала
В памяти, в осенней тишине,
Той, какой ты быть не перестала,
Той, какой ты всех дороже мне.

Так я долго жил с тобою рядом,
Что едва тебя не позабыл.
Иногда расстаться людям надо,
Чтобы им простор глаза открыл.

Пусть по справедливости воспеты
Грусть разлук, печаль их и тоска, —
Но любви счастливые приметы
Иногда видней издалека.