Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Так, памятью в былое вдавлен,
Забыв, что смерть была и есть,
Играл он для подруги давней,
Когда-то погребенной здесь.

И звуки стаей многокрылой,
Пробив сырую немоту,
Кружились над ее могилой
И возносились в высоту.

Ни справочников, ни программ
Судьба не издает;
Она вовек не скажет нам,
Что нас в дальнейшем ждет.

Ей, равнодушной, просто лень
В известность ставить нас,
Что нам сулит грядущий день,
Что будет через час.

Ты сам лепи свою судьбу
Из глины бытия!
Тебе, пока ты не в гробу,
Подвластна жизнь твоя.

О будущем гадалки лгут,
Примет правдивых — нет, —
И только долгий, честный труд
На всё дает ответ.

Не пиши для всех, —
Не взойдет посев,
И напрасен твой будет труд.
Для себя пиши,
Для своей души, —
И тогда тебя все поймут.

Все свои годы решил созвать я,
Чтоб оценить их, окинуть взглядом,
Чтобы они, как дружные братья,
Все в моей памяти встали рядом.

Гости явились, галдят в прихожей,
Гости меня затолкали в угол...
Ну до чего же они несхожи,
Многим из них не узнать друг друга!

...Глупые годы, умные годы,
Годы-красавцы, годы-уроды,
Годы-невзгоды, годы-счастливцы,
Годы-трудяги, годы-ленивцы...

Годы — в обносках, годы — в обновках,
Годы — в шинелях, годы — в спецовках;
В кепках приперлись годики-шкеты,
Годы-хрычи снимают береты...

Год-второгодник сжался в комочек,
Год-юбиляр ему что-то бормочет;
Годы-солдаты стоят в сторонке,
Свой разговор ведут негромкий...

Год-весельчак зовет на танцы,
Год-забулдыга требует водки;
Годы-юнцы и годы-старцы
Спорят вовсю, надрывая глотки...

Разные взгляды, разные лица —
Не столковаться им, не сдружиться...
Рано созвал я вас, годы-братцы, —
Старшего брата надо б дождаться.

Вверю я вас ему, командиру, —
Он вас построит всех по ранжиру,
Всех приструнит, подведет итоги...
Он — самый строгий — уже в дороге.

О чем историк умолчал стыдливо,
Минувшее не вычерпав до дна, —
О том на полках строгого архива,
Помалкивая, помнят письмена.

Бумажная безжалостная память,
Не ведая ни страха, ни стыда,
Немало тайн сумела заарканить
В недавние и давние года.

Пером запечатленные навеки,
Здесь тысячи событий и имен,
Как бы в непотопляемом ковчеге,
Плывут по морю бурному времен.

И, отмечая все хитросплетенья,
История — бессмертная карга —
Здесь, словно Ева в час грехопаденья,
Бесхитростно-бесстыдна и нага.

Так что же такое былое?
Былое — не склеп и не храм,
Былое — строенье жилое,
Где место найдется и нам.

Былое — дворец, возведенный
Над бездной скорбей и утрат;
В дворце том людей миллионы
У солнечных окон стоят.

Там наши друзья фронтовые,
Которых убила война,
Там всем, кого помнят живые,
Надолго жилплощадь дана.

И мы туда тоже прибудем,
Родной не покинув земли, —
Поскольку не боги, а люди
Строение то возвели.

Никто не очутится в нетях
И не растворится в былом,
Пока средь живущих на свете
Хоть кто-нибудь помнит о нем.

Бреду знакомыми местами,
Покой уютен и глубок, —
Вот придорожный серый камень,
Как кот, свернувшийся в клубок.

Все так обыденно и странно,
И подступает благодать —
Как будто здесь душа нежданно
Себя сумела разгадать.

И незаслуженной наградой,
Безмерной россыпью щедрот
Под скромный шелест листопада
Жизнь предо мною предстает.

Здесь неземное и земное
Добрососедствуют во мне,
И вся Вселенная со мною
Беседует наедине.

Листаю пожелтевшие газеты,
Разглядываю тусклые клише.
Нестрого смотрят на меня портреты
Строжайших тех, которых нет уже.

Толпятся пассажиры на вокзале;
В даль вечную умчат их поезда.
Тех, что спиной к фотографу стояли,
В лицо я не увижу никогда.

В грядущем меня не ищите —
Не сыщете там, вдалеке;
Я вам не строка на граните,
Я — только пунктир на песке.

Не будет исчислен подробно
Мой длительный опыт земной, —
Он будет затоптан беззлобно
Шагами идущих за мной.

Но, может быть, микрочастица
Мечтаний моих и невзгод
В иные слова воплотится
И в чьих-то стихах оживет, —

И кто-то со мной на мгновенье,
Не зная, не помня меня,
Увидит в седом отдаленье
Черты отошедшего дня.

Молчаливые фильмы, трамваи с площадкой открытой,
Чехарда и лапта, дровяной деревянный сарай...
Возникают из тьмы очертания давнего быта —
И душа экскурсанткой вступает в покинутый рай.

Как светло и привольно живется там детям и взрослым!
Все капризы мои моментально прощаются мне;
В мире этом еще не обижен никто, и не сослан,
И не болен никто, и никто не убит на войне.

Там счастливые сны до утра моей матери снятся,
Там осенней порой вечера так уютно длинны,
И на книжную полку, где с Фетом соседствует Надсон,
Даргомыжский и Лютер степенно глядят со стены.

В том домашнем раю, в безмятежно-безгрешном покое
Беспечально, бессмертно родные звучат голоса,
А на Среднем проспекте копытами цокают кони,
И на кухне чуть свет музыкально гудят примуса.

Это так, а не иначе,
Ты мне, друг мой, не перечь:
Люди стали жить богаче,
Но беднее стала речь.

Дачи, джинсы, слайды, платья...
Ценам, цифрам несть конца, —
Отвлеченные понятья
Улетучиваются.

Гаснет устная словесность,
Разговорная краса;
Отступают в неизвестность
Речи русской чудеса.

Сотни слов родных и метких,
Сникнув, голос потеряв,
Взаперти, как птицы в клетках,
Дремлют в толстых словарях.

Ты их выпусти оттуда,
В быт обыденный верни,
Чтобы речь — людское чудо —
Не скудела в наши дни.