Гизелла Лахман - Избранная поэзия

Симптоматична в этом контексте и прохладная реакция Романа Гринберга, главного редактора нью-йоркских «Воздушных путей», антрепренерская энергия и живой интерес к советской неподцензурной литературе которого способствовали публикации ряда ахматовских произведений, в том числе «Поэмы без героя», на страницах этого престижного эмигрантского альманаха (№ 1–4, 1960–1965). Гринбергу, часто по делам посещавшему Европу, удалось встретиться с Ахматовой во время ее заграничного путешествия 1965 года. Впечатлениями от встречи он делился в письме к израильскому корреспонденту Юлию Марголину:

С Ахматовой было свидание. Она меня разочаровала. Вы знаете, есть у Пруста в его знаменитом романе глава «Имена и места», где рассказывается, как некоторые имена всю жизнь вас волнуют и интригуют и как они обманывают вас, когда вы знакомитесь в действительности с местами, названными этими фантастическими именами [27] Имеется в виду третья часть «Имена стран: Имя» первого тома романа «В поисках утраченного времени»: «Имена же, создавая неясный образ не только людей, но и городов, приучают нас видеть в каждом городе, как и в каждом человеке, личность, особь… Образы эти еще вот почему были неверны: в силу необходимости они были очень упрощены; то, к чему стремилось мое воображение и что мои чувства неполно и неохотно воспринимали из окружающего мира, я, конечно, укрывал под защитой имен; так как я зарядил имена своими мечтами, то имена, конечно, притягивали теперь мои желания; но имена не слишком емки; мне удавалось втиснуть в них от силы две-три главнейшие «достопримечательности» города, и там они жались одна к другой» (Пруст М. По направлению к Свану / Пер. Н.М. Любимова. М.: ЭКСМО, 2003. C. 200–201). . Так точно и случилось с А.А. Это совсем не то, что воображалось [28] Письмо Р.Н. Гринберга Ю.Б. Марголину, 25 ноября 1965 г. // Архив «Воздушных путей» в рукописном отделе Библиотеки Конгресса США. .

Эмигрантская репутация Лахман, между тем, все укреплялась. На закате своей литературной карьеры мэтр русской эмигрантской критики Георгий Адамович благословил немолодую поэтессу, признав ее стихи готовыми к антологизации. Лахман послала томик стихов во Францию тому, чье мнение было ей особенно дорого, — человеку, начинавшему свой литературный путь вместе с Гумилевым, Ахматовой, Мандельштамом и Г. Ивановым. Свидетельством искреннего расположения, проявленного когда-то острейшим из полемистов русского зарубежья к стихам американской незнакомки, служит публикуемое ниже письмо:

Paris 8 7, rue Fred. Bastiat 17 июня 1966

Многоуважаемая Гизелла Сигизмундовна,

Я очень виноват перед Вами. Простите. Объяснять, почему не поблагодарил за книгу, было бы долго, да и трудно. В сущности, объяснения — или вернее, оправдания — нет. У меня плохая память, я давно уже нездоров, занят всякими «текущими делами», необходимыми, чтобы жить, — дело в этом. Надеюсь, Вы не очень на меня сердитесь. Добавлю, что лит<���ературную> критику я почти совсем уже оставил, и рад этому.

Спасибо за «Зеркала». Я о них напишу на днях в «Н. Р. Слово», хотя если не ошибаюсь, отзыв там уже был. Но это, по-моему, — не препятствие. В книге Вашей много хорошего, а иногда и такого, что просится в антологию: например, «Я летом над одною крышей…». Да и вообще хорошо все «альпийское» [29] Имеется в виду цикл «Альпийские очерки», в который вошли семь стихотворений. В письме, написанном почти одновременно с посланием Адамовича, Борис Зайцев также с похвалой отозвался об этих стихах Лахман («Вы — настоящий поэт и я от души желаю Вам всяческого преуспеяния — и по литературной части, и жизненно») и пригласил ее заходить в гости, если она планирует быть в Париже. См.: Б.К. Зайцев, письмо Г.С. Лахман, 14 июня 1966 г. , хотя много в этих стихах и боли. Но, если бы надо было выбрать одно стихотворение из всей книги, я выбрал бы то, которое кончается строкой «Я отстранюсь, не узнавая».

Может быть, я и ошибаюсь. Оттого-то отчасти я и бросил критику, что все чаще думаю: поэт (или романист, все равно) писал книгу год-два, иногда десять лет, а ты в час-другой перелистал ее и будто бы все в ней понял! И с этой иллюзией решаешься судить, ставить какие-то отметки: то-то хорошо, другое плохо! Самое легкомысленное и пустое занятие на свете.

Ну, эти рассуждения Вам явно не интересные. Шлю сердечный привет, еще раз прошу простить и от души желаю «творческих успехов», как говорят теперь в России.

Георгий Адамович

Адамович сдержал обещание и публично высказался о поэзии Лахман в сдвоенной рецензии на сборники стихов «Слова» Леонида Ганского и «Зеркала».

В противоположеность Ганскому, Гизелла Лахман пишет стихи с явным увлечением, не ставя себе вопросов, на которые не существует ответа. Стихи в большинстве своем хорошо звучат, они добротно, крепко сработаны. Некоторые представляют собой маленькие рифмованные рассказы, как бывало когда-то у Ахматовой, — например, стихотворение «В швейцарском шалэ», на редкость законченное и поэту удавшееся. Тема разлуки — одна из основных в книге, но и она укладывается в строчки, никакой горечи в себе не таящие. «Все добро зело», как бы говорит самим напевом своих стихов Гизелла Лахман, оглядываясь на жизнь с ее радостями и невзгодами. Сборник называется «Зеркала»: ничего страшного или болезненного в этих зеркалах не отражено [30] Адамович Г. Два сборника стихов // Новое русское слово. 1966. 3 июля. .

Стихотворение, которое Адамович за месяц до того специально выделил в письме к заокеанской корреспондентке, теперь полностью цитировалось в рецензии:

Заканчивал свой печатный отклик Адамович риторическим вопросом: «То, что здесь сказано, остается в памяти, — совсем иначе, совсем по-другому, чем некоторые строчки Ганского, но остается. А не для того ли стихи и пишутся, чтобы в нашей памяти возникал им в ответ долгий отклик?» Эту особенность стихов Лахман подчеркивали и другие рецензенты: «Так бывает всегда, особенно понравившиеся строки стихов долгие годы звучат, как музыка в памяти» [31] Скопиченко О. О книге Гизеллы Лахман «Зеркала» // Русская жизнь (Сан-Франциско). 1966. 26 янв. [Рубрика «Книжная полка»]. .