Иосиф Гальперин - Краткая история присебячивания. Не только о Болгарии

Иван, к дому которого я поднялся от Васила, — другая хозяйственная ступень. Участок есть, хорошие крестьянские руки к нему приложены, но его хлеб — не натуральное хозяйство, а промысел. Возле дома стоят два коммерческих автомобиля — микроавтобус и микрогрузовичок. На последнем Иван и доставил нас три года назад от софийского вокзала, вместе с чемоданами, сумками и коробками, еле разместившимися в купе при посадке на Киевском вокзале.

Разъезды и хозяйство оставляют ему не много свободного времени, но он успевает и водить нас по окрестностям, показывая на «балкане» — отрогах Пирина — островки зверобоя и чабреца (и сам набирает букеты, а потом разносит тем, кто не может подняться в горы), и просто путешествовать. Интерес у него не только ботанический, на Беласице он вместе со своей неформальной группой краеведов потрогал водопад в заповеднике, во Влахи, высоко над Кресненским дефиле, показал нам частный зоопарк с медведями и волками, за Мельником поднялся к партизанской стоянке столетней давности. В Софии именами людей, готовившихся к боям в лесах нашего среднегорья, названы проспекты, а здесь — тоже мемориальные доски. В этой группе, куда вошел Иван, солидные люди под 60 лет, все серьезно, есть лидер, планирование, расписание.

Тут какой-то другой, деятельный интерес к истории, к прошлому. Наверно, оно все-таки не закончилось на Балканах. Хотя вот к библиотеке на площади, к которой сейчас подошел — метров тридцать от дома Ивана, не заметно большого прилива. Ну, не сейчас, конечно, с утра, а вообще, больше одного посетителя разом не видел. Понятно, что молодежи мало, а та, которая есть, утоляет любознательность и жажду прекрасного в интернете. Понятно, что старикам главное — управиться по хозяйству в отсутствие отъехавших. Но в разговорах-то они обязательно помянут позапрошлый век и освобождение от турецкого ига.

Начиналось оно со школ и библиотек, поначалу монастырских. А теперь и здешнее «училище имени Кирилла и Мефодия», построенное уже при социализме, закрыто. Школьное здание, стоящее на площади напротив «читалище «Светлина», — как маяк, видно с дороги километров за пять от Плоски, по нему и понятно, что там, в складках предгорий, притаилось село, крайнее поселение этих мест, если считать от долины Струмы до Пирина. Но здание обманывает своими этажами, свет маяка не идет от его окон, они загораются только тогда, когда в просторном помещении надо устроить избирательный участок. А повседневная жизнь есть только вокруг него — на асфальтовом плацу играют в футбол те, кого возят на школьном автобусе в Сандански, на детской площадке пасут тех, кого будут возить…

Вообще, сочетание просвещения и свободы, борьбы и развития — очень переменчивая тема, с разной моралью в разном времени. Вот французская энциклопедия привела к революциям и наполеоновским войнам. Миллионы получили хоть какие-то права, и погибли — миллионы, перекроена карта мира, наступила новая эра, но многие ее сторонники ее не увидели. Их потомки — тоже, потому что воевавшие не успели оставить потомство. А в Германии мы видели католический храм, где еще до всего этого скрывался один из основателей гуманизма Эразм Роттердамский. Скрывался от преследования тех, кого он разбудил своим просвещением, реформатов-протестантов. Они думали, что теперь знают, как правильно жить, и все, кто сомневался в их способах и методах, стали их врагами. Новая вера как новое оружие при старой каннибальской системе присвоения действительности. Так и дальше было, мы знаем.

Может быть, интегральная модель (если обобщить все рассуждения) такая. Возможно, слишком благостная, как все выводы исторических оптимистов. Просвещение, интенсификация предоставляет новые способы освоения, открывает новые площадки, на которые первым делом рвутся самые примитивные, самые живучие — как сорняки, инстинкты. Энергия справедливости и свободы ими используется для экспансии эгоизма. Но новые возможности становятся доступными и для альтруизма, который тоже входит в число инстинктов, тоже необходим для выживания вида, свобода и справедливость для него — более естественный ресурс. И как на смену сорнякам вырастают деревья, так — медленнее, конечно! — устанавливаются более гуманные, более приспособленные к слабым правила. Потому что правила, рассчитанные на примитивно-сильных, никогда бы не позволили расширяться вроде бы абстрактным знаниям. Нужна ли тригонометрия племени копателей?…

В Болгарии церковь стали преследовать, да и то скромно по сравнению с Россией, при коммунистах. Народ еще помнил ее отдельность от государственного турецкого насилия, помнил ее школы и библиотеки, помнил тех, кого позже назвал «будителями». Недаром улицы «Отец Паисий», по имени одного из самых последовательных просветителей 18-го века, есть во многих городах (о чем мы в растерянности узнали от навигатора). А ученики «будителей», прошедшие школу языка и национальной истории, решили отстаивать свое национальное достоинство. Именно их пример вел русских революционеров-народников, тургеневский Инсаров стал их символом. Да и сами священники в середине 19-го века были вдохновителями первых вооруженных восстаний.

Наш покойный болгарский друг Върбан Пешков, хорошо и детально знавший историю вооруженной борьбы, подчеркивал: рабоче-крестьянский люд совсем не тяготился своим положением, «турецким игом». Только люди с кругозором, получившие образование и занявшие нишу, которая требовала выхода из крестьянского хозяйства, были инициаторами и первыми участниками восстаний. Не условия жизни толкали на борьбу с «турецким игом», а условия мысли. Один раз усвоенная, она требовала осуществления. Двигатель борьбы был не «реактивный» — от реакции на притеснения, а креативный.

Но, как и в случае с Наполеоном, пострадали не одни «будители», а тысячи и тысячи простых людей, которым не совсем уж плохо жилось сотни лет при султанах. И тогда уже поднялись и они, добуженные репрессиями. Есть ли ответственность «будителей» перед жертвами башибузуков? Отвечает ли условный Инсаров за террор, который из индивидуального стал массовым при участии тех, кто в юности читал Тургенева?

Вообще, могут ли пробудившиеся обойтись без того, чтобы в кровавом споре не пересмотреть содержание трофических ниш? Одного из деятелей Освобождения, Стефана Стамболова, когда он стал премьером и попытался повернуть страну к передовой на тот момент Западной Европе, убили бывшие союзники, связанные с Россией македонцы. Тогда, как и сейчас в Черногории и Македонии, российские спецслужбы отрабатывали свой хлеб. А уже в двадцатом веке коммунисты сначала взрывали в церкви бомбу, пытаясь убить царя Бориса, а потом, когда Сталин помог им захватить власть в стране, к тому времени вместе с царем ушедшей от немцев, первым делом открыли концлагеря для «чуждых элементов».