Игорь Верник - Брошенные тексты. Автобиографические записки

Никуда не уходит печаль, сколько ни улетай,
сколько ни загоняй обманувшего в беге коня.
Никуда не уходит печаль, и отчаяние очей,
лишь стекает в один бесконечный голодный ручей.

Припев
Мы этот звук
никогда не услышим,
эту капель из отдельных потерь.
Мы этот круг,
по которому кружим и кружим
все выше и выше,

не разомкнем и назад не вернемся теперь.

Никуда, никуда, никуда не уходят слова,
и глаза, и движения губ, и изгибы локтей.
И с ума тихо сводят под звуки
неслышных мелодий,
оставаясь в изгибах души
в светлом царстве теней.

Не слабей, не сильней, а как камень по капле точа,
никуда,
никуда,
никуда не уходит печаль.
И удар палача, и усилия тысяч врачей
лишь сольются в один бесконечный голодный ручей.

Припев

Я в шесть лет сел за рояль, мальчик скромный
и послушный,
я с шести годов твердил: До, Ре, Ми, Фа, Соль,
Ля, Си,
и уже к семи годам мои маленькие уши
знали ноты все подряд, про какую ни спроси:

До
Ре
Ми
Фа
Соль
Ля
Си
До
Си
Ля
Соль
Фа
Ми
Ре
До

К десяти своим годам я уже играл прекрасно.
Когда слушала меня, мама плакала подчас,
но однажды на концерте оказалось все напрасно,
потому что я услышал, юный мозг взорвавший,
джаз.

И с тех пор был бедный Моцарт и Бетховен мной
забыты,
и с тех пор никто не слышал от меня волшебный
вальс,
потому что на рояле, на маэстро знаменитом,
я играл, сбивая пальцы, только джаз и только джаз!

Я брожу по улицам,
по Москве вечерней,
в голове все кружится
мне знакомый чем-то

грустно-радостный напев,
может, окуджавский,
в общем, неплохой напев,
только очень вязкий.

Я шатаюсь, как дикарь,
пялюсь на прохожих,
рядом светится фонарь,
и под глазом тоже.

Ну а я иду себе,
тихо улыбаюсь,
и поскрипывает снег
звуком «баю-баю».

Ни души и тишина,
я лишь без умолку
напеваю: «Ах, Москва,
мне не одиноко!»

Вот и все, дорогая моя, до свиданья.
Вот и все. Февраля, сентября, декабря
пролетела пора, пролетела, пропела, пропала.
Вот и все, мы прощаемся.

Этот вальс прозвенит нам в последний раз,
отзвенит, отгрустит и потом отсмеется.
Первый зимний наш вальс и последний весенний вальс
отзовется на миг и уже никогда не вернется.

Вот и все, не прольем ни одной слезы.
Не попросим себе ничего у весны напоследок.
Не попросим надежд, ни побед, ни любви, ни грозы,
ничего из того, что с собой унести можно в лето.

Вот и все, дорогая моя королева,
пошатнулся мой трон, без короны моя голова.
Только кроны дерев и весну коронуют и лето,
а для нас отзвенит, отхохочет, отплачется вальс.

Вот и все, дорогая моя, до свиданья,
позади все ошибки, которых исправить нельзя,
все теперь позади, впереди только воспоминанья.
Вот и все, мы прощаемся.

Мне все птицы кричат, что должны мы проститься,
мне твердят все вокруг, что я должен смириться,
и весь день у прохожих у всех твои лица,
и я прошу тебя мне хотя бы не сниться.

Я не знаю, как я эти месяцы вынес
без тебя, почему еще цел мой рассудок.
Мы с тобой полюса — ты мой плюс, я твой минус,
мы секунды, минуты, часы одних суток.

Припев
Знаешь, как мне тебя не хватает.
Наше счастье бьется в осколках дождя.
Знаешь, времени нет,
впрочем, нет, ты не знаешь.
Еще тысяча дней — и я снова,
еще тысяча лет — и я снова
встречу тебя.

Каждый день я не знаю зачем просыпаться,
каждый день я не знаю зачем возвращаться
в дом, в котором должно было все лишь начаться,
а теперь мы приходим в него, чтоб прощаться.

И всю ночь у луны я учусь улыбаться,
и вдыхать серый воздух и не задыхаться,
и глаза представлять твои, словно ты рядом,
и всю ночь, и всю ночь упиваться их ядом.

Припев
У тебя сотни причин теперь не верить мне,
и твои губы теперь ничьи, и сотни открытых дверей,
и у тебя сотни дорог, и все ведут от меня,
и у меня теперь одна, и та ведет в никуда.

И мы могли все забыть, мы могли идти врозь,
не оставляя даже следов за собой,
но мы остановимся однажды на берегу слез,
мы остановимся однажды и пойдем с тобой

по дороге, которую мы лишь знаем,
по дороге, которая помнит лишь нас.
По дороге нашей любви,
по дороге нашей мечты,
по разбитой дороге,
на которую все же, я знаю,
на которую все же, ты знаешь,
вернемся мы.

Я шатаюсь по Парижу
с ощущеньем «о-ля-ля»!
Тут не зелены, а рыжи
Елисейские поля.

Может, осень спит на листьях,
опустившаяся с крыш,
или с импрессионизма
начинается Париж.

Я шатаюсь беспардонно
между женщин и витрин.
Манекены, как мадонны
с рафаэлевских картин.

И по пыльным тротуарам,
никого не удивив,
рафаэлевские дамы
ходят, глазки потупив.

Припев
О Париж, сними свой глянец,
о Париж, я самозванец
в этом краю, где бесшабашно
в небе танцует Эйфелева башня!
О Париж, и мне не спится.
О Париж, как здесь не спиться!
О город юных и нежных гражданок,
о, как люблю я парижанок.

Ах, у них такие ножки,
просто je n’ái pas de mots [7] У меня нет слов ( франц .). .
Я бросаюсь, как в окошко,
вслед за ними, взяв перо.

И без драки, и без шума,
воли дав своим рукам,
я за рифмой, как за суммой,
лезу к ближнему в карман.

Залезаю в чьи-то судьбы
беспардонно и шутя,
и растут стихи, по сути,
из карманов парижан.

Из карманов парижанок,
удивительно легки,
вылетают элегантно,
боже мой, что за стихи!

Припев

Просыпаюсь и спросонья
слышу, как скребется мышь.
Я раздвоен, я расстроен,
как же так, а где Париж?

На кораблике
по Москва-реке
мы плывем, плывем, плывем
прямо в Африку,

В этой Африке
нас по графику
ждут и тропики,
и жирафики.

Крокодилы, тигры, львята,
попугаи какаду,
и малышки кенгурята
на груди у кенгуру.