Аня Кузнецова - Сиди и смотри

Бок такой жирный, что волк поперхнётся,
я всегда ложусь с краю, в надежде, что солнце,
с утра освещая лучами квартиру,
у ног моих высветит волчью могилу.

Ногой грандиозной, как великана,
рядом с поверженной тушей я встану,
мягкой рукой приложу её к сердцу,
шерстью наружу – значит, не греться,

значит, впитать волчию смелость,
кусать за бочка, кого захотелось.
Стать самим волком, на вид и на запах,
клыки в моей пасти и когти на лапах.

Пусть даже рискуя вот так поперхнуться,
лучше волком погибнуть,
чем бояться проснуться.

Автокоррекция меняет «яблоки» на «член»,
потому что у меня большие пальцы,
но я смотрю и думаю: так лучше, чем
есть яблоки и вообще не обниматься.

И отправляю: принеси член и яйца на ужин,
другие продукты не пригодятся.
Когда зрелищ достаточно, хлеб не нужен.
Но муж приносит батон и яйца.

Про изгиб твоих рук и про нежность щетины
написал бы умелый поэт.
Я, однако, не вижу достойной причины
говорить здесь о том, чему нет
ни малейшей твоей заслуги,
хотя очень люблю эти руки.

Мне понравится всё, что ты ложишь
ими, пусть оно может упасть
Даже если запомнить не можешь,
почему мне не лóжить, а класть.

Я готова тебе приготовить, сварить
всю еду, что приносишь на ужин.
Что бы громче могло о любви говорить?
Хорошо, что нам громче не нужно.

После стирки на одежде пятна,
примерно те же, что были и до.
Неправильно и неприятно,
наводит на мысли о том —

ничего не вернуть обратно
или я не умею дом
благородить ручным и машинным трудом.

Будто любая пыль
жаждет как можно скорее
вернуться в родную обитель,
из ковра ли пришла, дивана,
окажется там, где была:
в складках пуха, ниток, пера,
между реек и в сгибах петель.

Ну а кто я, чтобы препятствовать ей.

Мои цветы смотрят на дождь
с той стороны, где нет
влаги.
Тоскуют, чувствуют дрожь
рыдающих окон.
хотели бы, но не мокнут.

И, упираясь в прозрачный барьер,
в громаду воздушной блокады,
о чём-то молчат таком, например:
«нам тоже этого надо»

Я знаю!
Я не из тех, кто не знает о важности
постоянной, размеренной влажности.
Я смотрю на цветы с утра
с мыслью: сегодня пора.
Но не поливаю.

И они подпирают стекло,
вьют вяло
сухие части.
С той стороны натекло,
с этой —
нет счастья.

Поэзия – это ключ
и замóк.
И комната, где урок,
в доме синей бороды.
И, увы,
ветер в голове принцессы,
запертой в этом доме.
А кроме —
Поэзия, это процессы
сплетения слов в одну нить,
способную и проводить,
и поразить
Тесея, входящего в Крит.

Поэзия – путь, лабиринт,
где, может быть, наконец
встретят почтенную старость
мужчина, сменивший породу,
выбелив синюю бороду,
и, несмотря на усталость,
сменивший парус юнец.

Набредаю на труп ли собаки в лесу,
на мшистый валун
особой породы,
я всё беру от природы.
Я всё от природы беру
и несут
размышлений глубокие воды

обрывки, что собраны в сети
и являют собой красоту:

фантик конфетный,
увлекаемый ветром,
шелест плачущей ветки,
птичий отрывистый треск,
пешеходной разметки
неприкаянный блеск,

и этот, углом
выступающий дом,
потерявший в деревьях фасад,
серых окон квадрат.
В одном из них я:
все чудеса
этого дня
возвращаю назад.

Сестра говорит:
Ты пишешь на странные темы.
Не знаешь, где ставить черту или точку.
– препинания знаки
через текст, как собаки,
бегут, оставляя следы —
Писала бы ты…
Хоть про животных – это для всех.