Елена Сомова - Восстание Боттичелли. Книга стихов

В венки вплетала вены, всю любовь
И луговое пенье новых слов,
И бой часов с высокой башни мира,
И сердца бой, но вдруг войны секиру
Над головами жадность пронесла
И наземь бросила огромных два весла,
Что лодочку семьи вели по речке.

Там плакали родные человечки,
И боль текла в открытый океан,
В лагуну праздных, – посмотреть – вне ран
Возможно ли существованье.

Но нет: не галерейный экспонат
Порушенная жизнь людей, – стократ
Сильней не визуальные пределы,
А сам очаг, источник боли, страх
И смерти ужас, что пугает птах.
И это пусть узнают новоделы.

То дал Господь мне в 21 веке
Узнать, чем плачет утомленный человек,
Раскинув карту мира, в мокрый снег
Вжимая боль нелепого калеки.

Как через вентиляционный винт
Рыдает боль сама в нагрудник человеку
И отрубает щупальца судьбы
Еще за полминуты до беды,

Накликанной в шершавый лабиринт
Пути земного, выжженное млеко
Глотая, углем Родины кормясь
В стекло иконы жаром слез биясь…

Прозрачный зов воздушных покрывал,
В сетях ветвей запутанных младенцем,
Кричащим в мир моим открытым сердцем,
В котором вихрь листвы еще играл.

В траве сырой слез пережитых храм —
На рану дует ветряным забралом,
И Муза детства на рябине алым
Кафе для птиц – и парусом в коралл
Уходит, проводя корабль меж скал.

Все это взгляд осенний ходит здесь,
Переживая времена и вехи.
Как паруса, заходят человеки
В пределы взгляда – гавани, – развесь
Их по ветвям: метаморфозы птиц
Склевали алый парус их рябины
На воздухе октябрьском. Половины
Людей вторую часть свою нашли.
Доплыли корабли, куда ушли.

…И скоро снег. Негромкая трава
Цепляет за подошвы льдом звонливым,
И мать – и—мачехи хрустальна голова
В последнем одуванчике, хранимом
Царицей трав и листьев. Осень рвёт
Всё, кроме уз любви обетованной,
Когда в ладони оседает манна
Небесная, и разбавляет йод,
Зелёнку листьев и лимонный сок
Из шёпота октябрьской берёзки,
И облаков весомые повозки
Везут подарки деду – будут в срок,

И станет новогодняя возня
По сердцу милой и желанной сказкой,
И ёлочка на ледяных салазках
Закроет крепко листовой сквозняк
Японскими гравюрами ветвей.
Обманутых надежд не будет больше.
И сердца мой дарящий соловей
Обрёл свою берёзовую рощу.

Не слушай осень, не вбирай её ветров
Ни зрением, ни слухом.
Ложь остуды в её симфониях. И перегуды
Иерихонских труб у края слов.
Рожденье слова замерло. Закрой
окно, не принимай остуды в сердце —
пусть капли слов прорвутся на стекло —
в них соль от звезд
и от земли – пуд перца.

Огнем переперчило листьев свет,
Слова умрут, и чувствам не воскреснуть.
Колючих веток памятный кастет
их выразит, где акварели тесно.
Дождям не смыть всех красок со стекла.
Орнаменты листвы живее гласных.
Побуквенные знаменья прекрасны, —
Из сердца боль с дождями утекла,
Остался звук. Развеивая мрак,
В мелодию слагаемые ноты
За листьями летят за повороты,
И на асфальт ложится неба лак
В сквозные лужи, бусины стекла.
Хрусталь вернется с зимней перекличкой
На елках льдинок. Убери кавычки —
Всё настоящее: холодная игла
сковала льдом мозаик черепиц
неумолимо яркое сиянье.
Есть в радуги спектральном возлиянье
Неведомая сила без границ.

Себя воссоздаю внутри души.
Не требуй у судьбы иных взысканий,
Чем океан. В осколышек страданий
Сел голубь. Это Райс. Не поспеши
Спугнуть посланника любви, когда
Кричащим сердцем бьются крылья счастья,
А небеса стремительно промчатся, —
Райс улетит, как чудо, навсегда.
И ветка будет весело качаться…

Когда волной труда размоет жизнь
Лиц драгоценных – линий очертанья
Благословенный берег, вычитанья
Со счетами придут – внутри кривизн
Найдется луч прямой, как шпиль сиянья.

Воссоздавая башню, ты сомнешь
С десяток длинных, как восторг, травинок,
Орешек белки вдавишь каблуком,

Но не пропустит деловитый еж
Твои потери. Разожмется ком —
Сглотнешь слезы болотистый суглинок…
И у Фортуны тайный ключ сопрешь!

Белая бабочка бьётся в стекло,
Белая, словно осколочек света,
С ней отживает зелёное лето,
Краски бросая щедро в окно.
Яркой палитрой танцует листва,
Рвётся подстреленной птицей в объятья.
Дождик стирает нарядное платье,
И опадает вуаль, так пестра,
Что зацепляется взгляд за просвет
Между взволнованных ломаных линий,
Выхватив краешек искренне синий,
Белым осколком трепещущий след.

Миг, будоражащий света комок,
Вырви из плесени непониманья
жестикуляции крыльев сверканья —
пляски палитры в воздушный виток.
Счастья разломанного шаги
По нововытканным листьям дороги…
Медиумические носороги
Сквозь листопады кивают, смотри!

Шорох и плач дождевой, бисер сна,
Жемчуг слезы от природного чуда, —
Так отцветает восторг абсолюта
радуги цвета.
Сверкает блесна
в градинах с неба.
Какие дары! Листьев охапки и опахала!
Жизнь нам с тобою хлебов напахала —
Ешь эти яркие листьев ломти!
Пей их! Дыши пряным воздухом гнезд,
Прячься от холода в шапки и свитры!
Линии, линии, словно у тигров
Длятся, сияют контрастами звезд.

В листве я слышу длинный зов судьбы
Блеск ассонанса вдоль морей ходьбы,
Щебенку под сандальями Аленки,
Кузнечиков спортсменские скачки
Назад коленками: рисунки горной глыбы
по воздуху, и ультразвук – сверчки
их волновой оркестр в зеленой зыби.
О, радужные детские очки!

Над звуковой волной летит ладья,
Кочующие пятна – это я, как тень листвы,
Бегу сквозь оркестровку.
Вот бойко скачет звука гулкий мячик,
Считая лет кукушечьи дома
Где молодость, и счастья закрома,
И нимфа из-за дерева дурачит

А помнишь, мы были в лесу
В траве, словно малые дети,
Барахтались, чем-то шурша,
Какими-то ветками в сети
ветвей забрались, не спеша,
толкая тот берег в осу,
некстати влетевшую в сладкий
наш рай одноствольный и шаткий,
со вкусом тирамису.