Елена Сомова - Восстание Боттичелли. Книга стихов

Мы выбили нашу осу
на воздухе взмахом ладоней,
царапая жизнь по стеклу
в сгущенном пространстве агоний,
за жизнью гонясь на весу
и трогая солнца свеклу
за полосы—лучики в стоне
достигших свой финиш, за мглу,
в которой сомнение тонет.

Живи и умирай в любви ко мне
Давно взошла на мостик откровений
Беда, перегоревшая во мне —
Легла слезой в букет прикосновений.
Живя, искали счастья в полутьме,
Сквозь ураганы слов неоспоримых
Рвались друг к другу, но как видно мимо,
Пропав на семиструйной высоте.
Погибли в суете мирских забот,
Залив слезами жажду чувств и зная:
Куда ни рвись – везде любовь живая
Глядится в нас, как в чудо тайных вод.

Весна морозная ломала льды
Своими почками, как спичками, колдуя
Над фитилем свечи. Да не приду я
Туда, где легкой на подъем, грузили палачи
Свои грехи, обломки льдов души,
Нежданно отмороженной в остуде.
Любовь пылала под забором судий,
Сжигая тень преград и все карандаши
Из детства, – там за краски Бойся-бой
Воинственно кричал, напоминая
О том, что всех лишит и праздников и мая,
и все от страха прятались под плит
громады, чтобы там спастись.
И пели там, под плитами, о маме
И солнце, —
пусть всегда поднимет высь,
Болота осушая в нищей яме.
Там лгушки прятались в корабль из бумаг,
И мы не знали о их блудодействах,
И тонкие лучи крапленых шпаг
Нам открывали смысл фарисейства,
И с ним боролись души и тела,
Отдав природе право утвердиться —
И сделать очень важные дела,
Дающие просвет в глазах и лицах.

Невозможно догнать крокодила
И заставить его стать совой.
Невозможны зиянья могилы —
Пустоты, нищеты мозговой.

Обездвиженность самосознанья
Разрывает плакат бытия.
Снеговеют цветы созиданья —
Рядом с пропастью сила твоя.

Вечно помни, ты – медленный путник,
Ты – печали пустынный двойник.
Круговое движение будней
Заломило твой сдавленный крик.

Суслик – совесть появится ночью
И прирежет, как ушлый бандит.
Нет пощады – разломами почвы
Поле гнева на правду гудит.

Правда с юмором только в приправке
Не послужит причиной обид.
Хочешь дольше прожить – береги
Ее стойкий кошмарик в затравке.

Лягушатник для вылетов – он возможен, —
Крылья ввысь несут всегда без предела,
Остудив коварные муки тела,
Вопреки задрав и лица, и рожи.
Всё дымится кучка людей-растений
В суете мирской посреди растлений,
И ныряют бабочки от экстаза,
Но влипают в трясину салатного таза.

Чавкнет помирающий напоследок, —
Здесь культурны более помидоры,
Чем носители интеллекта, поры
Засорившие слякотной грязью бреда.

Ты, родившийся только что, – сразу в крылья —
И лети мимо засранности и скотча,
Как летят постишата, враги унынья,
На орнамент земли, иногда и склочной.

Какой престранно голосистый дождь
Ваяет стебли замерших тюльпанов
И прибегает в кровь мою, как нож, —
Отломленный клинок в плену обманов.

Пока злодейства тли терзают ветвь —
Сквозь пчёл и листья – яблоки наружу.
Какой пронзительно шикарный блеф —
Услышать вдруг признаний розы в стужу,

Когда душа вся инеем зашлась,
Последние цветы в бутонах мёрзнут —
Звезда любви нежданная зажглась,
Молитвенную оживила грёзу.

И наводненья моющих дождей
Крупицы золотые намывают,
И бережные руки площадей
По голубиным крыльям отливают

И знаки святости, и знаки нот,
Сердец переплетённых боль и звуки,
Цепочки мыслей, кирпичи науки,
Камней души по тёмным клеткам ход.

Полжизни пробуем тональность в адской тьме.
Шептал паук: «Сольемся, дорогая!
К твоим ногам я мошек возлагаю,
Вью паутину на твоем окне…
И днем увидишь, как старался я,
Как трепетал при мысли, в твое имя
вложил смысл жизни.
Да роди ж мне сына!»
…Слова сгорели в жизненном огне.

Остался сын.
Тьма рваных паутин —
Посмешище, – судьба у декораций
Не так завидна, как букет оваций
И славы искрометный палантин.

Дешевка рвет на декорации людей.
Чужой судьбой, как ширмой прикрываясь,
Переводя на жертву негатив.
Дай кукловоду нить – и без затей
Ты в паутине, так же твоя завязь —
Мечты и чаянья, твой жизненный курсив.

И ты не сделал вовсе ничего,
Всё погребли хапужеские грабли,
И сцена – паперть на исходе лет, —
Не интересны потасовки, нет,
Фантазий благодетельные цапли
Скребутся в белошвейный твой челнок.
И ты не сделал в жизни ничего…

По тропам своих чувств вернуться к подлецу,
Увидеть эгоизм опять воочью:
Площадку для любимого себя
И факел гордости —
торчит, как флаг и порча,
Когда пытливый ум намерен посчитать
Убытки своих сил неистребимых,
Раскинуть, как пасьянс, узлы: кого поймать?
И выжимать единственнолюбимых.

Скребется совесть в дверь,
как истый богомаз,
в болоте глаз бревно в углу валялось.
Я постигала фраз твоих иконостас,
Где я – букашка, атом, кукиш, малость.

И бедный бил родник, уча нас убивать
Кувалдами истерик и подлога.
А я искала смысл в твоей привычке брать:
Ты грёб активно с хваткой осьминога.

Загоняют в тиски —
Загоняют, как мышь на ветру.
Перекрашенных вёсен осенних не счесть в зоосаде.
Осененные рвачкой, бурлят в дождевом лимонаде
И пугают зимой карантинной на скользком юру.
Маскхалаты от гриппов в гримерке отважно лежат,
И заплаканных кукол не вынуть, чихая от пыли.
Хула-хупы нулей без единственной цифры пред ними
Посылают в юдоль, открывая прогал в сущий ад.
Там фабричный Аид бьет кувалдой по слуху вдвойне,
Закрываясь от зрения ширмой купюрных раскладок.
Искупленье не в деньгах, их нет на дороге, где клады, —
Родники скрыты тенью. Борьба исцелит на войне.

Люди – это инструменты
Клещи, гвоздики, отвертки.
Плотник нам стучит по шляпкам,
Делает эксперименты.
Побеждает самый верткий,
А иной, меняя кляпы,
Думает, что обманули,
Принимая дар прощенья,
Проглотивши слез поллитра —
Он попал под фильмы в титры,
Фишечный прекариат —
Так назвали, – чем не мат?
30 октября 2019 г