Любовь Сушко - Шарм серебряного века. Филологиня

И все-таки над высотой иллюзий,

Она встает, всегда непостижима,

И отступили в суматохе люди,

И ждем ее, пока еще мы живы

Ну вот и все, за ним пришли сегодня.

И серый смрад разносится кругом.

Печаль и боль, судьба-слепая сводня

Все время говорила о другом.

Металась Анна, никого не зная,

И все кричала птица за окном,

И он пошел, тот день припоминая,

Когда она не думала о нем.

АСказала о разводе так устало.

Что не было желанья возражать.

И только птица черная кричала,

Кружилась рядом, воронок догнать

Могла едва ли, Луначарский плакал,

Он против был или совсем молчал.

Когда поэта русского на плаху

Отправил снова пьяный комиссар.

Все это надо, но кому не ясно,

И нагло смотрят в спину палачи.

А жизнь была по-прежнему прекрасна

Но как волчица выла там в ночи.

– Молчи, проси пощады.– Не дождутся.

Святой Георгий не позволит лгать.

И пьяные большевики смеются.

Настал их час, и пьют они опять..

И в камере, заполненной врагами,

То молятся, а то опять мочат.

Он обратится обреченно к Анне,

Как в юности, как много лет назад.

Могло тогда все оборваться, знаю.

Но он прошел суровый этот путь.

И Африка та знойная шальная,

Упала камнем призрачным на грудь.

Все кончилось, уже отлита пуля.

Родные тени обступают вновь.

Но он просить их ни о чем не будет,

Он царский офицер, уходит в ночь.

И никого, там Блок уже не дышит,

Живые позавидуют им вновь.

И черный ворон, он почти не слышен.

Все зачеркнут, и воскресят все вновь.

Зеленый том с опальными стихами,

Подарит нам однажды этот мир,

И прикасаясь к той расстрельной драме

Склонимся мы в порыве перед ним.

И усмехнется, веря, твердо зная,

Поэзия бессмертная жива.

И девочка чужая повторяет

Как заклинанье дивые СЛОВА

– Мы убили поэта, -вопил Луначарский,

Но его быстро заставили замолчать

Девушка больше не пела,

Все замирало в тумане,

Гибкое страстное тело

Нет, никого не обманет.

Он задохнулся от жара,

И от грядущих расстрелов,

В храмах тоска пробежала.

Девушка больше не пела.

Что остается седьмого

В августе миру и свету,

Только печали былого,

Только стихи и кометы.

Кони далекие ржали,

Были поэты убиты,

Женщины в древней печали

Снова творили молитвы.

Но на забытой поляне,

Как и тогда хороводы,

Велес один не обманет,

Моча эпоха уходит.

И на Смоленском от зноя

Замерли ливни косые.

Мы остаемся в тобою,

В пепле ушедшей России.

Снова хрипит за туманом

Кто-то, а кто непонятно.

Снова живем лишь обманом,

И произносим невнятно

То, что уже не случится,

То, что давно отболело,

Солнце слепое лучится,

Девушка больше не пела.

– Мы погубили поэта! —

Снова нарком завывает.

Выданы миру секреты,

В поле костер догорает,

Молча стоят Берегини,

Молча уходят пророки,

Связи не будет отныне,

С гением прошлой эпохи.

И в тишине, и в сиянье

Грез, позабытых навеки,

Только туман расставанья,

Только молитвы о смерти.

Девушка больше не пела,

Рухнули мертвые храмы,

Он задохнулся, летела

С неба комета упрямо…

В гибели нет воскрешенья,

Там комиссары пируют,

Август уходит в забвенье

Смерть и разруха лютуют.

И ничего от России

Нам не останется более,

Только распятый Мессия

Корчится снова от боли

Эффектная дама непризнанного поэта,

Легка и упряма, и старость ее не страшит,

Она пережив его, пишет устало сонеты,

Она к молодым и талантливым снова спешит.

Ей с ними легко, а без них тяжело и туманно,

Ей август милее, чем осени дивной начало,

И только во сне к ней приходит надменная Анна,

И там Гумилева она в суматохе встречала.

Все было, что было и что-то еще наступало,

В сгоревшем пространстве поэты растаяли, знаю.

Она Вознесенского кроткой улыбкой встречала,

И в Пекло шагала, давно отрекаясь от рая.

О, кто вы такая, ведь все так печально знакомо,

И в имени Нина есть свет или мрак, непонятно.

Она проводила поэта с усмешкой до вечного дома,

И снова вернулась, врываясь в стихию, обратно…

Напишет потом свои яркие дивные книги,

Останется рядом, когда отвернулись другие.

Но памяти цепкой легко отвергая вериги,

Она произносит задумчиво: «О, ностальгия»..

И снова очнувшись, как будто снимая одежды,

Укуталась в шаль. И молчит, забывая о зале,

И в гордой осанке ни лжи, ни страданья, как прежде,

Ее покидают и страхи, и боль, и печали…

А что остается? Мечта о любви и о встрече,

Там в вечности дивной, они навсегда будут рядом,

А здесь все туманно, и гаснут ненужные свечи,

И речи все тише, и меркнут стихи и наряды…

Но это не старость, она ее вряд ли коснется,

Врывается в новое время его Незнакомка,

И снова в зените горит лучезарное солнце,

К его ореолу стихия земная влекома…

Она пережив его, пишет устало сонеты,

Она к молодым и талантливым снова спешит.

Эффектная дама непризнанного поэта,

Легка и упряма, и старость ее не страшит.

В этот день звезда сгорела

И упала в пропасть бед.

И высокий, яркий, смелый

Вышел он на белый свет.

Было тихо и пустынно

В мире, где гремит гроза,

И отчаянно-картинно

Посмотрел поэт в глаза.

И растаяли чертоги,

В небеса вела стезя,

И отчаянный, и строгий

Понял он, что так нельзя

Больше жить в тиши у моря,

Слышать чаек ропот рядом.

И с Мариной снова споря,

Говорил он ей – Не надо.

Но о чем? Какое дело

Нам до их бесед у моря,

И душа в туман летела

С чайкой, с ветром, с Музой споря,

Боль забытого романа.

Призраки былого счастья,

Не укрыться от обмана.

Шторм над миром, и в ненастье

Он уходит, не прощаясь,

В мир валькирий и сказаний.

И встречают в мире таинств

Чайки с женскими глазами.

И преследуют поэты,

Чьи-то сны, стихи и дали,

И проснувшись до рассвета,

Пребывает мир в печали

Август тает, и осень уже на пороге,

И немного смущает течение дней.

Нет, не лето, а жизнь беспощадно уходит,

Заблудилась душа среди грез и теней.

Это остров надежды нас манит, я знаю.

Это вера еще не растаяла, но,