Андрей Сутоцкий - Хороводы Хорса. Книга стихов

Друзьями были тигр и черепаха
До «не разлей вода», и всякий раз,
Когда сердца покорствовали страху,
Они пускались то′тчас, без подсказ,
К друг другу в гости. Путь был не из лёгких:
С крутой горы сходил по-царски тигр,
А черепаха – долго, очень долго
Ползла наверх, чтоб свидеться в пути
С любезным другом. Вот. И у дороги
Они встречали старую сосну,
Где отдохнуть случалось им в тревоге,
К корявому стволу её прильнув.
Сказать по правде: завистью пылало
То дерево к друзьям за то, что те
Крепили дружбу. И… пора настала
Свершиться злу, оставив их в беде.
И вот однажды, чуть заметив тигра,
Когда спускался тот с высоких круч,
Сосна сказала: «Тигр, подойди-ка
Ко мне, мой братец, славен и могуч…
Слыхала я, что будто черепаха
Исподтишка смеётся над тобой
И то, что в гости ходит не со страху,
А из тщеславных помыслов. Слепой!»
Взбесился тигр, хвостом хлестнув, как плетью
И зарычав, отправился назад…
Прошла зима и, не дождавшись лета,
В тоске по другу, прямо в небеса,
Как будто бы, полезла черепаха
И… не прошло полмесяца трудов,
Как встретилась с сосной, а та с размаху
И выдала: «А знаешь ли ты, что
Дружок твой, тигр, терпеть тебя не может!
Уродом кличет, дурой костяной!»
«Да разве мы, о, Шан-ди, с ней похожи?!..» —
С высоких круч ревёт он, сам не свой».
Оцепенела горе-черепаха
От этих слов, уйдя в печаль-тоску,
И покатилась… Как же тут не ахнуть,
Когда глядишь всю жизнь в глаза врагу
И видишь в них единственного друга?!..
И тигр взбешён: в груди вскипает месть…
Он мчится вниз, чтоб преподнесть науку
Ничтожеству, от злости вздыбив шерсть.
И вот уж бьются, бывшие друзьями…
Сочится кровь… Удар, ещё удар…
Знать, никогда не встретятся сердцами
Два крепких друга… Это ль не беда?!..
И так погибли оба, без возврата…
И кто всплакнёт по жалким двум телам,
Скатившимся с Небес в цветок заката,
Не видя корня вспыхнувшего зла?

Довольно, хватит мясо дармовое
Терзать орлам, коль люди голодны!..
И на костёр отправлен был пилою
Корявый ствол завистливой сосны.

Устали маяться, бродя по гипермаркетам,
Свернули улицей за медленным дождём
И растворились в Скандинавии… А как это
Произошло у нас? – не думал я о том.
Сгущался сумрак и казались великанами,
Под кистью осени, с муля′жами палитр,
Природы девственной премудрые викарии,
Непостоянные в красе своей на вид.
Ведь только осенью, открыв природу времени,
Увидев ткань её и бег её волны,
Способны вновь объединить себя со всеми мы
И жизнь прочувствовать свою до глубины.
Средь этой северной, чуть серой геометрии,
С опрятным обликом, запретным и своим,
Я замечал, что всё вокруг слегка замедленно,
И это таинство – в подарок нам двоим.
В кафешке старенькой – всё речи незнакомые;
Шероховат её уют, но по душе…
И вопрошал я: «Уж не это ли искомое,
Что вдруг рассыпалось, как сладкое драже?..»
И вот, над жаркою чугунной сковородкою
Случилась магия… – ну, чистая совсем…
Вы не поверите: залил всё это – водкою,
Ушёл в фантазию по белой полосе
И слился с городом, искал свои истории,
Шатал-расшатывал устои здешних мест,
Чтоб всё, как водится, закончилось застолием,
Не разглагольствуя, а так – в один присест.
А повсеместно правил вечер фиолетовый.
Иглою в небо – обескровленный костёл.
Но крест, светящийся рубиновым соцветием,
Над нами власти в этот вечер не обрёл…
Во тьме, за стенами «рабов», да за оградою,
В пустом безветрии, в отсутствии речей —
Ряды могильные с горящими лампадами
Да огонёчками мерцающих свечей.
Светились жёлтым фонари, огни дорожные,
Сродни листве, такой же яркой, как они…
И всё мне чудилось: случится невозможное…
О, что за чудо иногда побыть хмельным!..

В средневековых тёмных тупиках,
Обвязанных замшелым мокрым камнем,
Стыдливо жмутся по углам века,
Незримо, немо тайны излагая…
Но не понять о чём их шепоток,
И я, заворожённый их пространством,
Хватаю взором каждый завиток,
Но остаюсь при этом беспристрастным.
Здесь нашим дням особо места нет,
И, растворяясь до самозабвенья,
Плыву, как тень послушная, вослед
Сухим следам исчезнувших мгновений.

Умощены ладошки площадей:
Наждак подошв набил на них мозоли…
Внимая миру творческих людей,
И я хочу душе своей позволить
Под лёгкий дождь, дробящий по зонтам,
Таить стихи, мечтая о гостролях,
Желать блуждать, умышленно отстать
И не держать сознанье на контроле.

Листва умыта чистым янтарём,
Но на тепло скупа в Стокгольме осень,
И, белых луж разбрызгивая хром,
Мы, как листва, пылаем и… не мёрзнем…
Позеленевших бронзовых скульптур
По меньшей мере – рыцарское войско;
Глядит на них мальчишка, зол и хмур,
Не видя в них штампованности плоской…
Иной масштаб у творческих задач:
По возрастам даны нам впечатленья.
Воображай, рисуй, пока горяч,
И превращай в живое привиденья.

Объятый сказкой, тесный Гамла Стан,
Рождающий забавных персонажей,
Внутри твоих артерий опоздать
И не увидеть главного – нестрашно.
Миниатюрный город в пять семей;
Куда не глянь – одна сплошная сцена,
С которой обращаются ко мне
Актёры-призраки…
и… ветерок осенний.

Куда ведёшь меня ты, Гидеон,
Заплесневелым узким коридором
Под звон часов, под гулкий их «дин-дон»? —
На слово скуп, ты жив здесь по сю пору.
С тобой пройду я через караул
Блистательных гвардейцев возле пушек
В большой дворец влиятельных акул,
Чтоб их туфту масонскую послушать.
Я заблужусь, по залам проходя,
Забыв им счёт… Иллюзий не питая,
Поверю ль я, простите, господа,
В необходимость этакого зданья? —
В число картин, каминов и ковров,
Лепнин, мозаик, люстр и гобеленов
И праздный хор приезжих чудаков,
Переводящий значимое – в цены?

Я роль свою, как будто бы, учил,
Что не давалась долгими веками…
Шумит народ, главенствуют мечи,
Бумажный чин законы излагает,
Телеги грохот, рот чеканный шаг,
Кувшины вин, заманчивые взгляды,
Густая речь влюблённых парижан
И лхасских слуг оранжевое стадо.

Схожу, как Зевс, с парадного крыльца
По ступеням индийского гранита…
Но кто я здесь сейчас?.. Похоже, царь,
Решивший путешествовать без свиты…
…………………………

Вооружён простым карандашом,
Изобразил старинный шведский город —
Поэт Сутоцкий, ныне вояжёр,
И ваш слуга, конечно же, покорный.