Андрей Сутоцкий - Хороводы Хорса. Книга стихов

Привило мне правительство геном
Любви к тому, что тупо и нелепо.
И я с любовью думаю о том,
Не видя жизнь вне этого вертепа.
Ещё чуть-чуть – и буду я любить
Не жизнь, а смерть, сводя себя в могилу…
Ну а пока мне б смену оттопить
И до утра с лопатою не сгинуть…

Ночь слепо шарит за окном, но не найдёт…
Глаза таращит на огонь, огня – не видит,
Где в дальней комнате лежит и не встаёт
Носитель жарко обжигающей обиды.
О той обиде он страшится говорить.
Его гнетёт в застывшей тьме поступок труса.
А в кулаке зажатый камень-лазурит
Подобно серому граниту – безыскусен.
Ах, сколько их, депрессионных чудаков,
С петлёй на шее и рецептами в кармане,
Всё ждут, когда же выходить из берегов
Начнёт река с больной мечтой об океане.
Разрушен мост в последний миг и… страшен брод;
Не верит Стикс пустым слезам и верхним нотам.
И вены рвёт, ломая ритм, кровавый лёд
От слов несчастного, сходящего на взлёте.
Но в вязком тиканье дождётся ль он утра,
Коль прикипела к циферблату часовая?
А между тем, в ночи возникшая дыра
Уже растёт и потихоньку пожирает…
Да только кто ж его толкает больно в бок,
Как будто выпихнуть пытается из ямы?
Не признавая, что ослабший изнемог,
Его он ставит, как-то на′ ноги, упрямый…

В углу испуганно откликнулась струна,
Забрякал дождик…
и рояль карниза о′жил,…
Всё для того, чтоб доказать, таща со дна,
Что время есть и жизнь наладится…
О, боже!..

На пороге мира сонного,
Что пред зорями-зарницами,
Так тревожно и особенно,
Словно пред берестяницею.
Кто прочтёт – тому утроится,
Улыбнётся тайна тайная,
Зазвучит, в мехах раскроется
Золотая даль баянная.
Белокрылой Стратим-Птицею,
С лёгкой кисточки художника,
Встанет солнышко светиться нам
На бестучьи, после дождика.
Синей тропкой окаёмною
В поле, ветром подгоняемый,
Босиком шагну влекомый я
За красой непостигаемой.
В разнотравной необъятности
Отойду от сна и дрёма я.
Эх, душа, кричи от радости!..
Эх ты, тропочка ведомая!
Испужаюсь ли болотин я,
Да под рык мохнатых баловней,
Еж ли это моя Родина,
Кладовая солнца алого?..
Пой мне, бело-голубая ты,
Всё былины да сказания,
Чтоб не стёрлись в нашей памяти
Славных предков наказания!

…отлучают нас от солнышка
Ворожбою да хворобою…
Раздувает нас, беспомощных,
Лютый Стрибог… Взяты злобою,
Мы летим на острозубые
Скалы, где волна подъятая
Всё шумит, не зная убыли,
Разбиваясь на проклятия.

По′лно, тянут нас открытия,
Словари абецедария!..
Не совсем сошли мы, видимо,
С Коловрата, дети ариев…
Не совсем ещё отрезаны
Наши корни православные,
Коли рунами да резами
Беспокоят нас послания;
Беспокоют нас и мучают,
Не дают расстаться с Родиной —
До Любви, до неразлучия…

Знать, ещё она не пройдена,
Наша русская дороженька…

Мы вспомнили чудом с тобою о ёлке,
О бусах стеклянных, что где-то в шкафу,
В делах и заботах мотаясь без толку…
В кого превратил нас столичный тайфун!..
Нет,…
не впечатляет спектакль «С Новым Годом!»…
И в пироэффектах – ни сказок, ни тайн…
Душе ль человека, иль дате в угоду,
Вульгарной особой предстала мечта?
Уйдёт незаметно, обманно растает,
Подобно экстракту в драже «BonParis»,
Ещё один миг… И, шутя, долистает
Тринадцатый год Седовласый Старик.
Жаль, мы не увидим в глазах шоуменов,
Продажных актёров и прочих кривляк,
Всему показному живую замену…
Но было ль на свете когда-нибудь так?..
А может, и было, кто знает… Но это
Халтурное действо с купюрой за вход
Меня раздражает, как жаркое лето,
Где лишь в холодильниках прячется лёд.
Ну, что за резон нам грустить в это время,
Коль греет нас памяти давняя даль,
Что, к счастью, безбрежна, светла и не бренна…
Так, может, на время заглянем туда?..
Так, может быть, выпьем за давнюю радость,
За детскую радость, за сказку зимы,
Что прятали мамы под ёлку когда-то,
Чтоб счастливы были в той радости мы!..
И хочется снова с волною внезапной
Ворваться в прошедшее…
Вот так дела-а-а!..
Стеклянные бусы и хвойные лапы,
Как будто из детства глядят из угла…

Слуги Кротости с при′щуром глаз,
Счётом чёток, чьи зёрна – века,
Что таите вы, бесы, от нас
В семибуквии зла – «ВАТИКАН»?
В «дезинфекции» ваших молитв
Чую, как зарождается страх…
Где твой дух, венценосный пиит,
Вместо слов выдыхающий прах?
Кто брезглив до лукавых святош,
До остриженных медных голов,
Где растёт монотонная ложь
Для прислужливой паствы ослов?..
Кто брезглив до барбетов, чепцов,
До бескровых ладошек мирян
Пред светящимся в муках Лицом,
Истекающим кровью от ран?
Незаметная тонкая сеть
Чёрным страхом опутала мир, —
Мир, в котором должны умереть
В иступляющих буквах семи
Все, кто жадно вдыхает Огонь,
Обнимая Высокую Синь
Златокудрых Арийских Богов,
Не нуждаясь в страданьях мессий.
Что ж тревожит меня из дали′
Наших Солнечных Гиперборей
Этот дьявольски мертвенный клир
В затянувшейся подлой игре?
Уж не ключ ли от правды хранят
Сундуков золотые замки,
Чтобы знать не могли мы, кто свят
В этом мире судов и могил?..
Дабы скрыть на века, навсегда,
Кто откуда пришёл и… зачем
Он, крыла на кресте распластав,
Стал Звездой иудейских ночей.
…………………………

В зале воска и плачущих пап
Распахнуть мне охота окно,
Чтоб в присутствии их не проспать,
Не уйти экзорцистом на дно…
Но последний блаженный урод,
Что викарием кто-то назвал,
Только чёрный базальт признаёт,
Чтобы мрак его папство не смял.
И средь блеюще-воющих масс,
Пред балконом сиятельных лиц,
Вот уж вижу, как кто-то из нас
Омерзительно падает ниц…
Запретишь ли? Но мы не из тех
И,… сжимая гранёный стакан,
Пьём за то, чтоб скорей опустел
Град обмана и зла – Ватикан!

Мы шли с тобой наедине
Аллеей парка ранним утром,
И ты рассказывала мне
Про медведе′й, гонявших уток,
Про сосны, что до облаков,
Про облака, что в кронах сосен…
И в ровном шорохе шагов
Под ноги нам ложилась осень.
И свет, и прель, и холодок —
Флакон духов от Златолиста…
И этот ток, ладонь в ладонь —
Борт корабля, задевший пристань.
И… я всё думал о тебе:
То глубоко, то отвлечённо…
И всё сказать хотел, робел,
Как тот пацан перед девчонкой…
Но… не сказал… Найдёшь ли вдруг
Слова такие, и в молчанье
Я был не «я». А сердца стук —
Не веток плавное качанье.
А вниз по соснам, с облаков,
Струясь оранжевым свеченьем,
Лился′ рассвет и так легко
Смывал с меня мои мученья,
Что я невольно перебил
Тебя на слове и… бесстрашно…
В объятья тайну заключил,
В любви, как в вечности пропавший.