Андрей Сутоцкий - Хороводы Хорса. Книга стихов

Мой дифирамб отчаянному плуту
Мадридских улиц тесных, как шкафы,
Заваленные грязным барахлом
Ростовщиков с овечьими носами.
Барочный дух сияет на ветру.
Порочный мир с повадками совы,
Где в чёрной капе всюду бродит зло,
Приветствует тебя! Толпа босая
Притворщиков, мошенников и скряг —
У ног твоих, идальго… Не робей!
Твоим умом пусть полнится мошна
И не бледнеет маска лицедея!
Да я и сам бы, честно говоря,
Лукавый труд поэмою воспев,
Последовал герою подражать,
Дурачить новоявленных злодеев…
А духота?.. Какая духота!!!
Слабеют крылья… Неба не достигнуть…
Льют яд аптекари, монахи с сатаной
Мычат псалмы и алчный альгвасил
Вершит судьбу тому, кому предстать
Перед судом за чтенье мудрой книги
Предрешено… Но где-то за стеной
Бросаешь ты, Plutonio, на весы
Всего лишь лесть под золотым плащом
И… дерзкий план несчастного спасает…
Где смерть и жизнь в колоде карт судьбы,
Где амбры дух туманом для обмана —
Там стыд не в счёт, коль строится расчёт
На обладанье власти в три касанья.
Но, прикоснувшись к ней, ужель забыл,
Кем был ты, друг? Притуплено вниманье.

Подвалы смерти, скупость факелов,
Плевки, насмешки, медленный палач…
А утром – плаха… Вот и докажи,
Что ты святой за дверью преисподней…
Но пара слов для камерных ослов
И золото эскудо – гнёт в калач…
Держи, герой, опорожни кувшин
Кастильского вина за юную свободу!
Пролей гитара звонкий «tarantas»!
Кружитесь, девы, в бисере «fandango»!
Узри, народ, приветствуй и воспой
Рождение погибшего героя!
Всё для тебя: мантильи, веера,
Дробь каблуков, красивая осанка…
Да не увидишь ты вовек препон
В искусстве плутовском, я вижу, кроме
Политики Двора, где ты, мой плут,
Не улизнёшь, лукавствуя, от пут.
Беги же в Индию, куда-нибудь беги…
Найдёшь везде ты их, чьи кошельки туги…

За окном примитивным офортом
Замер день в первый снег. Не комфортно.
Даже люди и те неподвижны, —
В безмятежности снежной не слышны.
Первый снег, мокрый снег – до болезни, —
Нелюбезный, пустой, бесполезный
В грязном таянье. Солнцу покорный,
Глухо давится, чавкает город,
Бело-серое месиво месит…
Кто бы знал, как меня это бесит!
Этот воздух, сырой и тягучий,
Эти низко плывущие тучи,
Что, цепляясь за острые шпили,
Не просыпали снег, а пролили.
Укротить бы до лёгких морозов
Завоёванный вирусом воздух,
Чтобы выпорхнуть птицей-синицей,
Синий иней поймав на ресницы.
Подчиниться, смириться, остаться,
Через силу смотреть-наслаждаться
И искать в грязном заверте снега
Не пленённого им человека…
Не найти. Но в руке моей – штора.
Принимаю решение скоро:
Ра-а-аз – и то, что меня раздражало,
Как в театре – за шторой пропало.

Не парадокс ли – осужденьем
Живут людские племена,
Кипя взбесившимся твореньем,
Все времена подняв со дна!..
И в том немало постаравшись,
Предав завещанный огонь,
Им всё равно, когда укажет
Жреца холодная ладонь
Сойти на нет, и в этом действе
Свечей, ножей и черепов
Похоронить, изжить в злодействе
Святую правь священных слов.
Не парадокс ли, что ловушка
(нецеломудренный фантом)
Вгоняет в стопор наши души,
Чтоб сбросить в пропасть их потом?
В несостоятельности плоти,
В неотвратимости пути
Мы опускаемся на взлёте,
Срывая крылья… Впереди —
Обман, верстающийся в купе
С астрономическим числом,
И раб, послушествуя тупо,
Во тьме вальсирует со злом.
Не парадокс ли – утверждаться
Вне неисследованных тел,
С Землёй-кормилицей не знаться,
Листая мысли, да не те,
И всё желать обогащенья,
Обогащению молясь
До слепоты, до извращенья,
С башкой влезая в эту грязь?
Чего хотим мы этим бунтом?
Но прост ответ и что таить:
Мы выбираем смерть, как будто
Иному выходу не быть.

Ах, если б мог я знать, что мучает меня
И не даёт уснуть безлунными ночами,
Когда на частый пульс ничто не отвечает…
И я плыву сквозь тьму рассеянного сна.
Так что же эту боль понять мне не даёт,
Как будто новый круг я начал вхолостую,
Инертно, про себя, поставив запятую?..
А под ногами – лёд, холодный, синий лёд.
Пресна мне эта жизнь под сладким порошком,
Где пойманный народ задействован в массовке,
Где приторно манят дешёвые уловки
Богатых рыбаков… И мчатся на прикорм
Голодные мальки. Как тошно среди них
Обманутым считать себя!.. Чего же ради
Я буду рвать кошель за кислые оладьи,
Что странный лаборант в съестное превратил?
Ах, если б мог я знать примерный эпилог
Сценарию зимы, где мгла, по сути – прима?
И хочется сказать, да всё куда-то мимо…
И вязок и несмел немелодичный слог.
Всё жду в пурге: авось, придёт, не опоздав
Последний мой трамвай, что, вынырнув бесстрашно
Из-за угла дворца с тяжёлым нервным кашлем,
Перенесёт меня в святое Никогда…

Ищу, не чуда ли в балтийских сквозняках,
Где коридоры не теснят клаустрофоба?
Спешу в места, где так привыкли извлекать
Себя из прошлого знакомые особы.
Ищу занятия не свойственные мне:
Не развлечения, а – вроде созерцанья… —
Сродни Антаресу, что в утренней Неве
Из непроявленного льёт своё мерцанье.
………………………………
…не замечать бурлящих дерзких масс
И против них шагать неторопливо…
И раскрываться в чувствах каждый раз,
Вдыхая снежность Финского залива…
Но почему? Откуда этот зов,
Такой чужой и странный, на Обводном,
Где бродит прайд слепых пудожских львов
В ночную бель обмануто голодных.
Медитатив: ладошками – мосты…
Но шум сансары не освобождает…
И множит страсть торговые ряды
Под литургию Великобритании.
О, град оград, насмешлива и зла
Ко мне твоих дворцов архитектура!..
Но колет в сердце памяти игла,
Когда стою пред Бронзовой Фигурой.
Иль впрямь пленён тобой я, классицизм,
Что с камнем управляешься, как с глиной?
Куда ни глянь, бегут во все концы
Твоих высот дворцовые витрины.
И где ж там я, забредший погостить
Да полетать по Невскому с ветрами
И, как всегда, под рюмку… не простить
Царя Петра за буйный темперамент.
Минуя лето, мчит меня метро…
Лишь головная боль на переходах…
Стекло, бетон, металл, пластмасс и хром
В одну черту петлёй… Прощай, свобода…
…………………………….

…стою у края мутной глубины…
Дорисовать? – но… дождь и… акварели

Текут с листа, уродуя, как сны,
Фрагмент манежа Джакомо…
Кваренги.

Расчёсывая волосы седые,
Тяжёлый взгляд роняя в пустоту,
Поёт метель и ждёт, когда остынет
Огонь рябин в заснеженном саду.
Она к нему – хрустальными руками,
Она к нему – заиндевевшим ртом…
Но не свести бордовое мельканье
Скупой палитрой. Думая о том,
Она слабеет, прячется в сугробы,
Чтоб с новой страстью взвиться к небесам…
Да только тот огонь рябин особый
И сколь ему гореть – он знает сам.
Не верьте, птицы, голоду и стуже,
И алый сок не даст вас обмануть
Средь лютых зим, когда так сильно нужен
Огонь рябин, который не задуть.