Уильям Шекспир - СОНЕТЫ. В переводах Константина Жолудева

В людских упрёках нет твоей вины,
Злословие – друг истины коварный.
Оно как гниль для прелестей весны,
Как сизый ворон в небе лучезарном.
И не печалься, клевета людей,
Для красоты, что и для правды ересь.
Как в розе червь, что обитает в ней.
А ты – всего земного ярче, прелесть!
И миновав засаду юных дней,
Толь избежав, толь одолев наветы,
Ты зависть справоцировал людей,
И даже, их умножил рвенье в этом.
Когда б не все поклёпы наконец,
То стал бы ты кумиром всех сердец!

Ты дольше не оплакивай меня,
Чем ко́локола слышать будешь звуки,
Что мир оповестят, его кляня:
Ушёл поэт, терпеть не в силах муки!
Хотел бы я забытым быть тобою
И в мыслях сокровенных не витать,
И трепетной моей к тебе строкою
Печальных дум в душе не возбуждать.
Но если кинешь взгляд на друга строки,
Когда, возможно, мой истлеет прах —
Не пророни по мне ни вздох глубокий,
Ни имя не звучит пусть на устах
Того, печаль о ком, о мой кумир,
Лишь осмеёт жестокий подлый мир.

Чтоб не было нужды поведать всем,
Что за достоинства мои тебя прельщали,
Когда умру – забудь меня совсем,
Не объясняй причин твоей печали.
Как только если благостную ложь,
Чтоб наделить меня счастливой долей,
Усопшему мне, не изобретёшь,
Чем правда сообщила б доброй волей.
Чтоб подлинное чувство оттого
Не заслужило от толпы укора,
Где тело – имя друга своего
Похорони, чтоб избежать позора.
Ведь стыдно мне за рифму, что ничтожна,
А ты стыдись любви, что невозможна.

Я для тебя такое время года,
Когда деревья голые стоят,
Когда ко сну готовится природа,
И птичьи трели больше не звучат.
Во мне ты видишь день, что угасает
На западе, за солнцем ярким вслед.
А ночь его свеченье поглощает,
Как поглоти́т и смерть от жизни свет.
Ты зришь во мне сияние лучины,
Что догорает в юности золе,
Как те же, что давали жизнь причины,
Возьмут её на собственном одре.
Всё понимая, любишь ты сильней,
Хоть близок эпилог моих уж дней.

Но, не горюй когда арест жестокий,
Возьмёт меня отсюда на покой.
Ведь сохранят мне жизнь вот эти строки,
Что будут жить всегда одним тобой.
И прочитав моё стихотворенье,
Ты будешь видеть снова часть меня,
Что полностью твоя. Земле – гниенье,
Тебе же – дух, творивший для тебя!
Ты ничего не потеряешь вовсе —
Червей добычу, тело что сгниёт,
Столь низменное, чтобы помнить после.
Его косою Время приберёт.
Но весь мой скарб, наследие моё,
Останется с тобой, оно твоё.

Для дум моих, ты словно крылья птице,
Как в засуху – живительный исток.
С тобою мне покой лишь только снится,
Так мучает скупца его порок:
То горд он добываемым богатством,
То в страхе потерять – как не в себе;
То я хвалюсь с тобою панибратством,
А то хочу дружить наедине;
То взгляд мой устаёт дышать тобою,
То вновь желаю на тебя смотреть,
В твоих чертах своею жить душою,
И прочих удовольствий не иметь.
И каждый день не дарит мне покоя —
Богач-бедняк! За что же мне такое?

Мой слог великолепьем не богат,
Далёк так от каких-то вариаций,
Но почему бы мне не кинуть взгляд,
К приёмам, что заставят удивляться?
К чему писать? Всё также одинок,
Я тот, кто лишь банальностью питает,
Свои стихи, где пусто между строк,
И все слова как звать меня уж знают.
Но вдохновенье дарит мне любовь,
Она и ты душе моей – надежда!
Истраченное, трачу вновь и вновь,
Шью старым рифмам новые одежды.
Как солнце каждый день взойдёт опять,
Так мне, тебе сонеты посвящать.

Покажет зеркало – уходит красота,
Часы – что прожито́е, не вернуть!
И только память чистого листа
Владыку Время сможет обмануть.
Морщины те, что видишь в отраженьи,
Напомнят, что могила поглотит
Твои черты, успехи, достиженья,
А время только к вечности скользит.
Что в памяти твоей не сохранится,
Доверь пустым страницам и потом,
Своих детей узнать тебе случится,
Рождённых раньше собственным умом.
Чем чаще будешь ты на них взирать,
Твоим трудам, тем больше смогут дать.