Уильям Шекспир - СОНЕТЫ. В переводах Константина Жолудева

Ты часто так мне Музою бывал,
Мои стихи собой приукрашая,
Что кто уж про тебя не написал,
Мой опыт не стыдясь перенимая.
Твои глаза немого петь научат,
Бескрылое невежество летать,
А рифмы вдохновение получат,
Величию и грации подстать.
Гордись наследьем искренним моим,
Оно ведь рождено твоим влияньем!
Пусть благосклонен ты к трудам чужим,
Других творенья красишь обаяньем,
Но мой лишь дар вознёс и поклянусь я —
Невежеству придал черты искусства.

Пока тебя я восхвалял успешно,
То и хвалы один лишь получал.
Теперь я не один и есть, конечно,
Солидней у других потенциал.
Я соглашусь, ни капли не скорбя —
Достоин восхваленья ты другого!
Но что поэт придумал для тебя?
Он всё украл, чем платит тебе снова.
Достоинства хваля наперечёт,
Он рифму из манер твоих ворует,
Тебе твою же прелесть продаёт,
Не славит, но портрет с тебя рисует.
Благодарить не стоит за тирады.
Ты вдохновил, и большей нет награды!

О, как сникаю духом сильно я,
Когда другой тебя так воспевает.
Мои стихи – лишь просто болтовня,
А он не пишет – Гением блистает!
Широк твоих достоинств океан,
И кораблям различным хватит места.
Мне ж скромный чёлн таланта богом дан,
Он дерзок, своеволен если честно.
С твоей поддержкой, только на плаву,
Ему ли бороздить твои пространства?!
В своем челне я точно утону,
Его ж корабль – блестящего убранства.
Крушенье – мне, ему же – преуспеть,
Но хуже было б сердцу просто тлеть.

Сложу ль я эпитафию тебе
Иль будешь здрав, когда сгниёт мой прах,
Но вряд ли будут помнить обо мне,
А памяти тебе – пребыть в веках!
Бессмертие твой образ обретёт,
А я умру… Всем должно умирать.
Меня в земле как всех могила ждёт,
Тебе ж в слезах мужей вовек лежать.
И призван стих мой памятник создать,
Для тех, кто не рождён ещё на свет.
Все будут имя друга называть,
Когда живущих ныне сгинет след.
Благодаря поэзии моей,
Ты будешь вечно жить в устах людей!

Моей ты Музе – вовсе не супруг,
И потому без всякого смущенья,
К хвалам других лоялен, милый друг,
К восторженным трудам и посвященьям.
Ценитель всех оттенков рифмы звонкой
Твой ум, узрев предел моих потуг,
Уж возжелал хвалы изящной, тонкой,
Мудрёных строк в честь собственных заслуг.
Ну что ж, внимай теперь других твореньям,
Но чтобы кто из них не сотворил,
Пусть я не проявлял такого рвенья,
Но правду о тебе лишь говорил.
Густая краска лести тщетна там,
Где место есть правдивым похвалам.

Я никогда, мой друг, не думал даже,
Приукрашать достоинства твои.
Считал я то бессмысленным, не важным,
Так делали другие – за долги.
Я потому молчал, не прославляя
Твой светлый образ, что и сам ты знал —
Не может нынче рифма никакая,
Прославить то, как Бог тебя создал.
Вменил ты в грех мне немоту святую,
Свершив над мною тем неправый суд.
Хоть те, что красоту твою рифмуют,
Желая славить – смерть лишь ей несут.
Ведь больше жизни в милых мне глазах,
Чем в строках чьих-то и любых словах.

Какие рифмы, друг мой, больше значат,
Чем те слова, что «ты, есть только ты»?
И кто в себе не выдавая прячет,
Такой же перл нетленной красоты?
Убогий смысл в тех строчках обитает,
Что славы не приносят никому,
Но если о тебе сказать решают,
Что «ты, есть ты» – то это я приму.
И тот поэт, кто образ твой опишет,
Строкой не испоганив черт твоих —
Воистину признание отыщет,
Благословенным будет этот стих!
Но слишком уж любить хвалу к чему же?
Она звучать лишь с этим станет хуже.

Моя скупая Муза молчалива,
В сравненьи с теми, кто наперечёт,
Тебя опишут ярко и красиво,
Кто золотым пером все перлы шлёт.
Я в мыслях светлый лик твой восхваляю,
Когда другие чествуют в стихах.
И гимнам, что тебе певцы слагают,
Шепчу «Аминь» я, как скупой монах.
«Да это правда!» – их лишь подтверждаю,
Хвалы тебе, что кто-то написал.
Но в глубине души конечно знаю,
Что мысленно я раньше их послал.
Хваля других, за рифмы льстивой буйство,
Цени молчанье истинного чувства.