Юрий Хейфец - Ежедневник

Зачем ты сюда залетела, зачем?
Здесь пахнет проигранной битвой,
И стон непрестанный в басовом ключе
Течёт поминальной молитвой.

Я плачу, любимая. Встретив тебя —
Неужто поэзия в доле? —
Я медленно губы пригубил, губя
Виденье покоя и воли,

И перехватило дыханье! Но нож
Наточен, и даже в избытке.
Ведя по живому, тихонько вздохнёшь:
Иголке способней без нитки.

И то: что за вышивка выйдет, когда
На штопку – и ту не годится
Суровая нить? Так гнилая вода
Пригодна на то, чтоб напиться.

Я знаю, родная, что глуп и нелеп,
Прося то Христа, то Ваала,
Чтоб тело моё ты вкушала как хлеб
И кровь как вино смаковала…

И кровь как вино смаковала судьба,
Когда, наковальню терзая,
Ковала шута, блудодея, раба,
Охальника и краснобая.

Чего ей хотелось – понять мудрено:
Ни в Библии нет, ни в Коране.
Не дьявол ли крутит немое кино
На бледном, в морщинах, экране?

Не слишком ли ревностно падаю ниц?
Играю, хоть карта – убита…
Глядит из глазниц, как из древних гробниц
Пророков, тоска неофита.

Я плачу, любимая. Я оплачу
Смятенье твоё, не тревожься,
Не бойся паденья: спасу, подхвачу,
О камень ногой не преткнёшься!

Не бойся, не бойся… Безлюбый и злой,
Я сам, улыбаясь убого,
Испуган любовью, тобой и собой —
Тремя ипостасями Бога.

Спасибо за боль, заболоченный рай!
Поскольку тебя не бывает —
И краю сему не бывать. Так и знай,
Любой, кто сюда залетает.

Зачем ты сюда залетела, зачем?
И кровь как вино смаковала…
Меня отковала судьба. Между тем —
Лишь три ипостаси познала.

А есть и четвёртая. Речи мирской
Отказано мною в таланте.
Купите цветы у метро на Тверской
И рядышком с Пушкиным встаньте.

Она подойдёт:
«Так и знала, – цветы.
Прощаю. Вперёд не дурите.
Купили бы фрукты для мамы». —
И ты
Киваешь:
«Куплю. Извините».

А дальше… Но Ангел восьмую печать
К устам приложил до погоста.
Спасибо за боль: повелела молчать.
Да что там – целуемся просто.

Начальству нашему поклон
Кладём мы за поклоном
За годом год со всех сторон
Под колокольный перезвон
С протяжным долгим стоном.

Мы дружно молимся ему,
А вовсе и не Богу,
Ему мы верим одному,
Всю бытовую кутерьму
Неся к его порогу.

Начальству ж нашему до нас,
Известно, дела нету:
Давно расписан каждый час
У тех, кто пилит про запас
Планету, как конфету.

Что президентам да царям
До горьких слёз народа?
Гуляет ветер по дверям.
Где касса, там и будет храм.
В тюрьму ведёт свобода.

Кто честен, тот и будет нищ,
А лжец не брат урону,
И кто на ровном месте прыщ,
Тот и торит неспешно свищ
К пустеющему трону:

Таков незыблемый закон
Самой природы – значит,
Рождён скотом – бреди в загон,
Где дату мирных похорон
Вожак тебе назначит…

Смотри, товарищ дорогой,
Ведь ты и сам покорно
Стишок читаешь этот мой,
Кивая молча головой,
Мол, так оно, бесспорно,
Мол, мы приучены давно
Свои оковы числить
Тем украшеньем, что дано
Тому, кто чувствует одно
Желание не мыслить,

Не знать, не слышать, не глядеть,
Не дать раздумьям волю,
Не сметь решать, дышать не сметь,
Не сметь во всём свою иметь
Невидимую долю,

Утратить плоть, утратить стать,
Считая сутки веком,
И брать лишь то, что могут дать
Те, кто вовек тебя считать
Не будут человеком…

Любой из нас не сгоряча
Себя привычно топит,
Труд облегчая палача —

Так облегчает труд врача,
Кто смерть свою торопит.

…если ветер – стеной, если стон – сплошной,
Если ходит, как море, земная твердь,
Если небо разверзлось пустой мошной,
Если жизни присвоено званье «смерть»,

Если нечем дышать, если воды – яд
И тебя заставляют себя же жрать,
Если полон свинца и любимой взгляд,
А не то что прохожих, которых – рать,

Если гол как сокол – и по всем статьям
Как преступник проходишь и как злодей,
Если каждый твой путь – вереница ям —
Выбирай не спеша да любой владей! —

Если понял, что дочиста изнемог,
Если звёзды глядятся набором нор,
Если весь ты в плевках с головы до ног,
Словно в пене, что выступила из пор,

Если из дому изгнан – и нет угла,
Где тебя не встречал бы отборный мат,
Если прямо под сердцем торчит игла —
И молитву читаешь как компромат,

Если предан и продан, исхлёстан в кровь
Так, что черти – и те не спешат помочь,
Если ненависть яростна, как любовь,
Заниматься которой готов всю ночь, —

На вершине Голгофы, где ост и вест,
Норд и зюйд начинают свой путь с нуля,
Стой спокойно и горестно, словно крест,
Что поставлен был казни Христовой для,

И остаток души посвяти тому,
Чтобы ею постичь – разум выдаст сбой —
Каково же на деле пришлось ему —
Не Христу, а кресту. И гордись собой.

Вот все кричат – любовь, любовь! —
Вовсю беснуясь повсеместно,
Но ненависть волнует кровь
Ничуть не меньше, если честно —
И даже больше я скажу:
Одна лишь ненависть, по сути,
Тебя подводит к рубежу
Разлива той кровавой мути,
В которой камнем тонет страх,
И растворяется в которой,
Как по звонку, на всех парах,
Та жалость, что была опорой
Тебе всегда – и кончен бал,
И рубишь так, что ломит плечи,
И ставят мату высший балл
Заряды речевой картечи,
И рухнуть трупом не расчёт,
Когда пошла такая пьянка,
Что ум закрылся на учёт
И затянулась сердца ранка —
И ты холодной и сплошной
Свинцовой чушкой стопудовой
Весь мир, ничтожный и смешной,
Вслед за судьбой своей бедовой
Готов смести – не прекословь —
С лица земли – конец породе,
Что вся сгнила навоза вроде!

И тут придёт к тебе любовь,
Доказывая вновь и вновь,
Что пустота чужда природе.

Ты учишь меня летать, но это делать не надо:
Пусть мой разбег неуклюж и взлёт нелеп и смешон —
Я как-нибудь доберусь до нижней границы ада,
А что до рая, то я стремленья к нему лишён.

Боюсь я льда и огня, я враг кровавого пота
И прочих свирепых мук, особенно натощак.
Помочь бы кому-нибудь. Такая моя работа.
Кого утешать в раю? Там всем хорошо и так.