Леонид Вариченко - С царём в голове. Мастерская современного каприза

Для пестрых экспозиций эпилогом:

Не без царя, с героем и под Богом,

От двери скрупулезно до порога —

Там собрано всё, кто чего не знал.

Не знал Царь-Миротворец, Царь-атлет,

Царь Александр, что он уйдет так рано,

Как тот пастух, что не довел баранов,

И, да простят бараны, без охраны

Оставит родину на много лет.

Не знал и верноподданный Мартын,

Что вычеркнут окажется из списков

Всех гильдий. Только в пыльных книгах сыска

Задержится, как Штырь – любитель риска…

И никакой отец, и скверный сын.

Не знал и генерал наш адъютант,

Черевин Петр, советник гениальный,

Что зря старались, жизнь тряхнет глобально,

И будет не до родственников дальних

Царю. А он ведь был один гарант.

Не знал и Ники бедный, что одну

Из всех ушедших по расстрельным спискам,

Благодаря ли отчествам не близким,

Или простым метрическим опискам,

Не тронут лишь Марусю в их роду.

Не знала и старушка, мать купца,

Вдова Мирона, Лидия Иванна,

Что правнучка ее повторит странно —

Хитро, эгоистично и упрямо —

Чуть не погубит сына до конца.

И Вавич тоже много не знал:

Что надо помнить, где родные кручи,

И отвечать за тех, кто был приручен…

Похоже, что у нас в Музее лучший

Теперь имеется финальный зал.

Одна лишь Анна знала все вперед:

Что завтра же, будь бел день или черен,

На мытарства ребенок обреченный,

Причем никто и не при чем. Учено!

Ведь женщина. А кто их разберет!

30. (Сохранность духа)

Но Александровна? Прошу простить,

Мартыновна, Мария – героиня —

Чего не знала? Больше половины!

Утратив трех родителей, в помине

Сумела сиротою не прослыть.

За мужем в ссылку посреди войны

Проездить умудрилась без болезни,

А, потеряв, была в дому полезней

Всех слесарей, и если что угнездит,

То намертво. Не верить вы вольны.

Уже поздней, живя в дурной стране,

По внутреннему пониманью строя,

Конечно, вспоминалось ей, порою:

Шаляпин, шишка и подруги роем,

Но «под табак» и в полной тишине.

Пройдет Таганкой, дольше помолчит,

На постового косо обернется —

Блестит кокарда, в ней играет солнце —

Лохматкин? Вряд ли. Нет, не отзовется…

И не зовет, и даже не молчит.

Но вот ведь, сохранился русский дух,

И рядом с нею точно Русью пахло.

Не созидатель, но не растеряха,

Не попадала на моменты краха

И дождалась… восьмидесяти двух.

А пестрый исторический свой срез

Интуитивно тонко, как науку,

Лимоном в рис к бульону, не на скуку

Передала внимательному внуку.

Он по уши в него позднее влез.

Мария и не знала, что отец

Ребенка родом был, как раз, из Ялты,

Где рядом Александровы палаты,

Где умер он безвременно когда-то —

Ливадии Божественный Дворец.

И уж сюрприз, что мальчик-книгоман

Сыграет Ники, вточь, как на портрете,

Покуролесит-побузит на свете,

И из Борисова супругу встретит…

И в стихотворный сложит все роман.

31.8.02.

Ялта – Ливадия – Ялта – Москва

Конец XIX – начало XX века. Время перелома в истории Европы, время тяжелейших испытаний для России и русского народа, время переплетения судеб и столкновения каждой семьи в отдельности с Историей в море бытия, как тысяч маленьких «Титаников» с одним никого не щадящим айсбергом.

Записки, оставшиеся от Марии Александровны-Мартыновны и её устные рассказы-воспоминания, на которых основывается роман, не доказывают подлинности родства девочки, воспитанной в традиционной купеческой среде, с двухсотлетней династией Дома Романовых. Но они определённо являются свидетельством времени, памятью о незаурядных действующих лицах, подтверждением сложности эпохи и поводом к столь нестандартному изложению.

А правду о земных отношениях, о родственных и духовных связях, и о чистоте или греховности внезапной любви знали и знают лишь Анна, Александр и Бог!

«ОРЁЛ». Рис. 2012 г.

«Унижен. Втоптан в грязь. Творцу проклятье!

Как мусор, на тропе среди камней

Лежу, как будто нет других занятий.

Царь среди птиц, орёл среди царей.

Но я – не я, коль бросив все усилья,

На этом успокоюсь рубеже,

И умывая в луже крови крылья,

Дам вольную измученной душе.

И нужно-то чуть-чуть, не до каприза —

Всего лишь метров пятьдесят ползком.

Преодолеть, схватить остаток жизни,

И снова в небо. Небо – это дом».

И полз орёл, простреленную лапу

По тропке каменистой волоча,

Назло тому, кто выстрелил внезапно.

По—царски презирал он палача.

И мысль одну сознание рядило,

Боль побеждая резкую с трудом:

«Уж если эта пуля не убила,

То надо жить, летать и быть царём.

Быть там, откуда жалкая планета

Красива, но беспомощно мала.

Не нужно скипетра. Любви! Рассвета!»

Вместо всего есть небо у орла.

Свобода титанических размеров…

Не сможет без неё, кто в ней рождён.

И на земле, что нет ему удела,

Чем смерть, другого, тоже понял он.

И кровью каждый след омыт невинной.

В ушах вороний беспрерывный гам.

Но стал ещё короче этот длинный

Путь, возвращающий Царя орлам.

Должно хватить, должно хватить терпенья.

Победа в полуметре! Ближе, сир…

Он оглянулся. Позади сомненья.

«Прощай, земля, прогнивший лживый мир!»

Оборвалась тропинка у обрыва.

Всем телом устремился он вперёд.

И вновь летит, и снова он счастливый.

Боль зачеркнул целительный полёт.

Да, да, летит, летит, свободен снова,

И свежий ветер ввысь его зовёт.

Он не услышал выстрела второго,

Которым и убит был метко влёт.

06.07.78.

ЗЕРКАЛЬНЫЙ ПОЛ СОЛОМОНА

«ТЕЗЕЙ». Рис. 2007 г.