Виктор Ростокин - Необжитые пространства. Том 2. Позаранник

Отвернулись люди от меня,
И от них я отвернулся раньше.
А по сути это все фигня,
Просто я, видать, душевно ранен.
Улетаю мысленно… Куда
Толком сам не ведаю, не знаю.
К той звезде, которая всегда,
Как жена, холодная и злая.
Отчего же к ней, раззявив рот
Тянутся поэты сумасбродно,
Не остерегаяся высот
И хулы при этом всенародной.
…Тихо день струится по траве
И в небесной непорочной сфере.
Разумом доверившись молве,
Я прислушался сегодня к сердцу.
Взоры, жесты, всплески голосов —
Мир земной в движении обычном.
Заблудился в сонме смурных слов,
Но пред Богом я не обезличен.

Я в юности писал взахлеб,
Я в старости пишу взапой.
В те годы гладким был мой лоб,
Сегодня взрезан он чертой,
Как будто метой роковой.
Та половина, что вверху,
В остуде снеговых ветров.
Та, что внизу – круженье слов,
И их прогнать я не могу.
И «верх», и «низ» уж не в родстве,
А врозь – обречены
Рассеяться «во всей красе»,
Как в дымке лета дни.
Когда окрест сжигают хлам,
То смысл огня высок,
Без пепла в нем сгорает шрам,
Что лоб мой пересек.

Церковь. Кладбище. Листопад.
Словно сто голосов. Или двести.
Может, сын мой кричит? Или брат?
И зовут меня к праведной мести?
И что нету дороги иной,
И совсем не туда устремлялся.
Я об темь саданул головой
И над болью своей рассмеялся.
И как будто бы я уж не я,
И душа моя с братом и сыном.
И не ночь надо мной, а земля,
И житейские сникли рутины.
«Я исполнил!» – кричу. Листопад
Голосами заполнил пространство,
Два из них: «Возвращайся назад
В разум здравый из горестных странствий!»

Страдая много и любя,
Земную казнь я завершаю.
А там, на небесах, меня
Какая ждет? Увы, не знаю.
Но может статься, что и там
Любить, страдать я буду так же,
Не по лугам – по облакам
Парить, не чувствуя поклажи
Ночей и дней. И минет срок,
Забрезжат скрытые просветы,
Душа сожмется вдруг в комок…
Не будет ей на то ответа.

Что за блажь? Чем старее, тем жальче
Каждый высохший палый сучок.
Эх, костер бы убористый, жаркий,
С инейком листопадный денек!
Ну-к, жена, снаряжай меня бойко,
К черту грелка, по-флотски лапша!
Где фуфайка, что с ватной подбойкой,
Котелок? Воли просит душа!
Я не скоро вернусь, не волнуйся,
Пока в небо не вкралась заря,
Сосчитать должен звезды над Русью,
А другой кто же, коли не я!
Забираюсь в лесные уремы,
Где в баклужах лягушки кишат,
Где в осенней полуденной дреме
Камыши в мелководье молчат.
Плес неслышно прохладою дышит.
Я спроворил шалаш у ярка,
В нем лежанка, с просветами крыша
Из пучков полынка, бурьянка.
Нет на свете жилья благодатней,
Нет отраднее места нигде.
Сокровенную вынул тетрадку…
И привет шлю я первой звезде!
Счет пошел! А угор – моя вышка,
А костер – знак я ввысь подаю,
Чтобы не было в цифрах излишка,
Чтобы выдержать марку свою,
Коль без лишних к тому разговоров
Взялся тайну из тайн разгадать
Бесконечных небесных просторов,
Где лишь мысленно можно летать.
Я фиксировал ручкой торопко,
Все страницы заполнил сполна.
И рассвет обозначился кротко,
Лишь осталась на небе луна.
Я зевнул и прилег в балагане,
И неведомо, сколько я спал.
Пробудился. И было мне странно
Верить в то, что я звезды считал!

Чем был порою грустно недоволен,
На что смотрел наивно свысока,
Я вспоминаю с трепетною болью
Из своего сегодня далекá.
Изба глазком из зарослей сирени
Поблескивает. Варит в чугунке
Картошку мать в печи. Открыты сени.
Скворец подстилку щиплет на телке.
Катух плетневый, глиною обмазанный,
Погребица, корыто, стог – за ним
Лопух, похожий на большую вазу,
В нем тени зыблется густая синь.
И куры с петухом о чем-то мирно
Гуторят, не в пример и воробьям,
Как соты, их соломенные дырки,
Снуют, на все подворье шум и гам.
А мне годочка три или четыре,
На хворостине скачу – казачок!
Хоть ровно промеж ног давнишний чирей
Преподает мне каверзный урок.
Да я уж слишком увлечен «войною»,
Чтоб уяснить мотивы шишки той.
За лугом, за Ярыженской горою,
В Филоново шел настоящий бой.
Потом, когда сознаньем повзрослел я,
Узнал, что в том бою отец погиб.
В той стороне восток был темно-серым,
И к небу красный дым горбом прилип.
А бабушка махала шалыжиной,
Когда с крестами самолет летел,
Кричала: «Проклятущая вражина!»,
А летчик из кабины вниз глядел
И склабился, высовывая палец
Наружу, хохотал: «О-ля-ля-ля!
А скачущий на хворостине мáлец,
Рабом он будет с Покрова моя!»
Нo тут зенитки бойко лупанули
И врезался в солончаки фашист.
Перекрестилась бабушка, смекнула:
«Уж больно, погляжу, ты был речист!»,
Случалось, что в войну денек лучист!

Я ушел от общественной жизни,
Не читаю стихи «на народ».
И в любви не клянусь я Отчизне,
Не зову:
«Дружно двинем вперед!»
Не осталось запала и бойкости,
Истомилась в бореньях душа,
Осквернилась от всяческих подлостей —
Все благое они сокрушат!
Нет надежды уже на спасение,
Белый свет поразбрызган. И тьма
Затопила поля и селенья,
Плачет скорбно Россия сама.
Не утешить ее и молитвой,
Вон свечою береза горит,
Это значит, что некому в битве
Супостата-злодея сразить.
Он высоко-высоко забрался,
Силы черные шлет наискось.
Я всю жизнь с ним безропотно дрался,
Да вот сделалась квелою кость,
И ослабли, раздергались мышцы,
Сломлен дух, не поднять мне меча
Головы своей высохшей выше,
Чтобы насмерть ударить сплеча.
Кто отважится? Кто помоложе,
Побойчее на рифму и слог?
Тот бездарен.
А этот не может —
От плохого вина занемог.
Только черная птица летает
Над безродной, поникшей страной,
Караулит она, ожидает…
Я худой погрозил ей рукой.

Гляжу я на цветы, на небо и на воду,
По росяной земле хожу я босиком.
«А дальше скажешь ты,
что любишь ты природу
И зорюшку встречаешь за лужком», —
Так усмехнешься ты,
по жизни строгий умник,
В газетах изучая товарооборот,
Зеленого отнюдь не слышишь всплеска-шума,
Как он идет по борам и «гудет».
И Боже упаси, тебе в упрек поставить
Твои заботы, будни – ведь они
Насущны и оправданы. Я славлю
Людей подобных в праздничные дни.
Ты видел сам: в твоем я магазине
Бумагу не однажды покупал,
И ручки, и стиральные резинки,
И уцененный брежневский пенал.
Все в норме жизни. То подъем. То под гору.
Препятствий нет. И вдруг десятки их.
И хочется сбежать хоть на недельку в город,
И там в трамвае пляшущем составить стих
О подлом ЖКХ и о «Газпроме» алчном,
О зверствах полицейских в сообществе людей.
Потом бумажку нанизать на пальчик
И пробежать бы по России всей!
Но я блефую. Между тем уродом
Себя не представляю нипочем.
…Гляжу я на цветы, на небо и на воду,
По росяной земле я шляюсь босиком.