Виктор Ростокин - Ожидаемое забвение

Дорога вдохновляет петь,
И понуждает она плакать,
Что было – больше не иметь
И скоротечно умереть —
Дорога может стать и плахой.

Она – связующая нить
Меж городами и сердцами.
Где нет ее – и там ей быть.
Любить ее и не любить
Под голубыми небесами.

Она – экватор, полюса,
Она – окраина, калитка,
Сюжет банальный, чудеса,
Она – бессильная слеза…
Раздавленная она улитка.

Ее никто не победит,
И воевать с ней не пристало.
Она ползет. Она летит.
Она над пропастью стоит…
Она молчит. Она устала.

Она жила-была всегда,
Бог сотворил… разлуки… встречи…
Триумф… ненастие… беда…
И Вифлеемская звезда…
И Млечный Путь – дорога в вечность.

Не тщитесь мысленно объять,
Что называем жизнью бренной,
Слова не смогут больше дать,
Хоть Богом посланный ты гений.
Она колеблется, плывет
Необозримою лавиной
И никого не признает,
И в том вовеки неповинна.

Она разрушит в миг один
И в миг один все восстановит.
То вот она в кольце рутин,
То вот уж Бесконечность ловит.
Лишь Млечный Путь ей по пути,
А мироздания иные
Зовут распахнуто светить,
Чтоб не кончались дни земные.
Жизнь вознесется высоко,
Жизнь шаг замедлит у порога…
Она вблизи. И далеко.
Ее неведома Дорога.

Зимой боишься: лето не настанет,
А летом, что не кончится жара.
И вот уж ком соленый в горле стрянет,
И днями не выходишь со двора.
Сидишь в жилье, прикованный к экрану,
«Пророчествам» доверившись сполна.
Хоть в стенах, мол, я заживо завяну,
Или, положим, буря, иль война,
Подробностей дождусь я, фактов новых.
И ждешь. И о еде забыл совсем,
Такая ж обстановка у Петровых,
У Карповых…
Ох, как неймется всем:
Когда, когда конец-то белу свету?
Коль академики твердят – тому и быть!
Знать, в яви есть «сурьезные» приметы,
И миру грешному недолго жить!
А часом тем на воле, на просторе
За так мороз румянцы раздает,
И никакого бедствия и горя:
Буренка на гумне сенцо жует,
А воробьи мякину подбирают,
А солнце улыбается – в венце!
Как исстари снежинки вон порхают,
Красиво оседают на крыльце.
А было б лето… Да чего там было б,
Оно в свой срок согреет снова нас,
И на задворках серенькие былки
Так зацветут, не отвести и глаз!
А в просеках и на опушках блестки
Стрекоз и бабочек. И муравьев-трудяг
Отрадное кипение. И плесы
Водою поят ключевой коняг.
Сорви «оковы», телек – домовому
Забрось-ка на чердак! И дуй на снег!
Руби дрова, чтоб из души истома

Поганая ушла! А вызрел смех!
На лыжах до старинного кургана
Махни, ему на маковку залезь,
И ты увидишь восхищенно-странно
По-новому свою деревню, лес.
А летом (в свой черед оно причалит,
И в том ты сомневаться не моги!)
Ты облаков увидишь свет венчальный
Под оберегом радуги-дуги.
С натуры сочини о полдне песню
Или проведай поле в колосках.
«Эй, академик, – крикнешь, —
хоть ты тресни,
Твои все брехни не наводят страх!
Мою ты душу сроду не замутишь,
Могилу рыть себе я не пойду.
Не Нобеля, по «шнобелю» получишь,
Когда тебя в кунсткамере найду».
А церковь возвестит колоколами,
Что Боговы Земля и Небеса,
На всю вселенную Его лишь Знамя,
Его Благодеянье. И Гроза.

Когда бороться нету силы
И смертный страх объял тебя,
На помощь поспешит Россия,
Твоих противников губя?

Россия бы не отвернулась,
Она откликнулась бы вмиг,
Сама, сама она споткнулась,
Ушиблась… Слышишь ее крик?!

Сама Россия настрадалась,
Умылась кровью, как водой,
С детьми любимыми рассталась:
Кто был духовник, кто – Герой,

А кто – искусник по металлу,
А кто – дубраву посадил…
И их сломала не усталость,
Их смерч проклятый погубил.

Он над страной пронесся жутко!
И ты вот, страхом обуян,
Волшебную утратил дудку,
Последний праведник – Иван.

Те же огороды и плетни,
Но не так, как в старину. Негусто.
Старики копаются одни
В черноземе. Сочтены их дни.
Урожай богат: вилок капусты,

Куль картошки, репы бугорок
На меже, где сгорбился подсолнух.
Осторожный дышит ветерок…
«Чудится, что это наш сынок
Прилетел с небес…» —
«Ну что ты, Соня!

Душу Александра не квели,
Сам ить военком сказал: героем
Он погиб… чтобы сады цвели…» —
«Ой, Захар, ты ето, не мели,
Как-нибудь век доживем и с горем». —

«Ты ж сама…» – Замолкли. А вверху
Паутина тонкая летела,
Снизилась, прилипла к лопуху.
Да все та же песня на слуху:
«Деревенька-Русь не уцелела!..»

«Простой народ! Простой народ!» —
Из века в век звучит.
А он как жил, так и живет.
И ничего не признает.
То мят. То клят. То бит.

Кто прилепил ему «простой» —
Эпитет этот? Нет,
Потребен здесь иной настрой.
Народ, как колдовской настой,
В котором тьма и свет.

Ему присущи злость и месть:
На дыбу вздернет вмиг!
Ему присущи совесть, честь,
Его предел на свете есть,
И он, предел, велик.

От жаркой бани, бабьих ласк
И баек под хмельком.
На пляску – час, на пашне – час.
Демьяныч, Митрофан и Влас…
Где кочетом. Где кувырком.

Ох, непростой он, непростой,
Народец на Руси!
Его предел совсем иной…
На самом деле он какой —
Ты у него спроси.

«Россия!» «Родина!» «Отчизна!»
«Любовь и верность навсегда!»
«Клянемся собственною жизнью!»
«Вот – для пожатия рука!»

О, как привыкли лицемерить
И гнать словесную муру!
И облекать все то, что серо,
В расцвеченную кожуру!

Порывы наши – клоунада,
Нагромождение хламья.
Враг, между тем, сидит в засаде
И ждет… Уж точно ждет не зря,